Несущая свет. Том 1
Шрифт:
Увиденная сцена произвела на нее не просто ошеломляющее впечатление, но и перевернула во многом ее мировоззрение, внушив новый взгляд на вещи. Если ее мать пала жертвой кого бы то ни было, значит, она уже изначально была жертвой. С этой минуты готовность к бою, готовность к сопротивлению и атаке преследовала Ауриану всю жизнь даже во сне.
Деций с трудом удерживал ее сильное гибкое тело, крепко сцепив руки на лодыжках Аурианы. Мало-помалу ему все же удалось снова стащить ее вниз. Девушка сразу же впала в апатию, смертельная усталость навалилась на нее, и она рухнула рядом с Децием на земляной пол. И хотя в этом уже совершенно не было никакой
Глаза Херты остекленели, и, казалось, ничего не видели, как будто она не желала больше прикасаться к этому миру даже взглядом. Она уставилась глазами, полными осуждения, в одну точку — на просвет в плетне, закрывавшем лаз, словно это было живое существо, ответственное за их муки и беды.
В землянке на долгое время установилось гробовое молчание. Постепенно крики наверху становились все отдаленнее, звучали все реже, пока не стало ясно, что враги отступили, схлынув, словно волна во время отлива, оставляющая за собой печальные обломки погибших в пучине кораблей. Наконец наверху воцарилось скорбное безмолвие. Только пожар продолжал громко гудеть, раздуваемый неутихающим ветром.
Ауриана заставила себя подняться и, оттолкнув Деция, который пытался было помочь ей, вылезла на поверхность.
По всему двору валялись тела убитой домашней скотины, как будто порыв ураганного ветра опрокинул разом всех животных, сбив с ног. Дом Бальдемара полыхал, как огромный факел. Ауриана споткнулась о разбитый глиняный горшок и упала рядом с распростертой на земле матерью.
Она прикрыла своим плащом обнаженные ноги Ателинды. Мать с трудом повернула голову, и ее губы дрогнули. Сердце Аурианы запрыгало в груди от радости, как будто из бездонной черной пропасти ее вновь вернули на залитый солнцем луг. Мать была жива!
Она прижалась щекой к материнской щеке и, сотрясаясь от душивших ее рыданий, простонала еле внятно:
— Я должна была прийти на помощь к тебе… Я могла спасти тебя… Я проклята!
За своей спиной девушка услышала голос Херты.
— Ауриана! — этот голос вонзился, как зазубренный ржавый клинок, в сердце Аурианы. — Не дотрагивайся до нее! Она — нечистая, ее следует очистить, совершив обряд жертвоприношения!
Ауриана обернулась. Рядом с Хертой стоял Туско, пряча лицо в ее плащ. Мальчик был цел и невредим. Что же касается Арнвульфа, то его бездыханное тельце лежало на руках бабушки. «Воин, напавший на Ателинду, — быстро сообразила Ауриана, — должно быть, прежде швырнул на землю младенца, и тот разбился насмерть».
Ауриана почти вырвала Арнвульфа из рук Херты и отвернулась в страхе, что мать увидит мертвого ребенка: «Ей не надо сейчас знать об этом, — думала Ауриана. — Пусть немного оправится сначала, придет в себя».
Она крепко прижала Арнвульфа к своей груди, как будто тепло ее тела и ее решимость могли вдохнуть жизнь в безжизненное тельце брата. Ей казалось, что мальчик спит — ведь глаза, закрытые смертью, и глаза, закрытые сном, так похожи. Но Ауриане не удалось обмануть себя. Сегодняшний день был беспощаден. Ауриана упала на колени, держа мертвого ребенка на руках, и простояла так, казалось, целую вечность — вознося беззвучные вопли ярости и мольбы к богам, умоляя, чтобы они вернули ей ее брата, ее дом, ее детство.
Она заметила, что Деций замедлил шаг, отстав немного от остальных рабов, и не спускает с нее глаз. Ей не о чем было говорить с ним. Она знала также, что за ее спиной Херта неторопливо расплетает свою косу, произнося молитву, которую обычно говорят
На закате солнца, позолотившем верхушки сосен, из леса бесшумно вышли двенадцать жриц святилища Дуба, расположенного за Деревней Вепря. Эти жрицы были искусными врачевательницами и явились, чтобы узнать, кто тут есть живой, и не нуждаются ли люди в их помощи. Их лица были исполнены ужаса и жалости. Волосы жриц, которые они ни разу в жизни не подстригали, почти волочились по земле, блестели и переливались в закатных лучах солнца разными оттенками — золотистым, темно-золотым, каштановым, охристым Висящие на их поясах бронзовые подвески в форме серпов, складные ножички и шарики из горного хрусталя издавали мелодичный перезвон. Они тревожно поглядывали на Херту, многозначительно перешептываясь между собой, но не осмеливались вступать в пререкания с женщиной такого высокого ранга.
Херта с распущенными волосами стояла лицом к полыхающему пожарищу, протянув к нему ладони. Ауриана, молчаливая и безучастная, находилась тут же, погруженная в горестные думы.
Жрицы Дуба засуетились вокруг Ателинды. Труснельда, сребровласая Первая Жрица этой общины, с глазами, полными слез, склонилась над женщиной и ласковым жестом убрала волосы с ее лба.
Затем четыре жрицы осторожно подняли ее и уложили на носилки, устеленные свежей соломой. Ведуньи хотели отнести Ателинду в Святилище Дуба, где они могли бы вылечить ее целебными травами и магическими заклинаниями.
С большим трудом им удалось разжать сведенные судорогой руки Аурианы и взять у нее Арнвульфа. Его необходимо было подготовить для обряда кремации. Труснельда попыталась увлечь за собой Ауриану, но та не могла двинуться с места. Казалось, ее душа была холодной и тяжелой, словно огромный камень. Она тихо села на землю, будто зачарованная огнем.
— Дочка, сюда придут волки, — сказала Труснельда доброжелательно и настойчиво, обнимая своими гибкими ласковыми руками Ауриану за плечи и как бы укрывая ее от беды этим материнским жестом. — Земля вокруг осквернена, и уже близится ночь. Ты должна пойти с нами.
Ауриана сидела все так же безучастно, словно ничего не слышала.
— Ауриана, — опять заговорила Труснельда, по-прежнему тихо, но с большей настойчивостью, — твоя бабушка готовится сделать то, что тебе не следует видеть. Пойдем с нами. Я прошу тебя от имени духа Священного Дуба.
— Я не могу увидеть ничего более ужасного, чем то, что уже видела, — наконец, вымолвила Ауриана. — Оставь меня, пожалуйста. Пока огонь горит, волки сюда не придут.
— Я знала твою маму и даже бабушку еще малыми детьми, так неужели я не знаю, что будет лучше для тебя? — проговорила Труснельда сердитым тоном, теряя терпение и выходя из себя. Но тут же она сдержалась и пожала плечами. — Ну что ж, оставайся. И приходи, когда будешь готова.
Старая жрица оставила хлеб и мед для Аурианы, затем сняла свой плащ и накинула его на плечи девушки. Четыре жрицы подняли носилки, на которых лежала Ателинда, и тронулись в путь.
Через некоторое время рассеянное внимание Аурианы невольно привлекла Херта. Пепельно-серые волосы старой женщины развевались по ветру, словно знамя над капитулирующей крепостью. Размеренным твердым шагом Херта двинулась прямо к охваченному пламенем дому. На ее застывшем лице читалось выражение спокойной решимости.