Несущая свет. Том 2

Гиллеспи Донна

Стена железных римских щитов придвинулась достаточно близко, и Ауриана смогла рассмотреть на них рельефное изображение молний. Хатты метнули копья, но для легионеров они были не больше укуса комаров.

Сблизившись с противником для рукопашного боя, римляне обнажили мечи. Ауриана принялась оттаскивать раненых хаттов в сторону, чтобы их не затоптали. Затем она попыталась вложить в руки своих воинов деревянные щиты. Оглянувшись, она увидела Витгерна, который делал то же самое. Он тащил за ноги тяжело раненого воина с места, которое спустя пару минут уже попирали кожаные

римские сапоги без мысков. Вражеское войско было безликим, безжалостным, тысяченогим чудовищем, а мечи походили на ряд остроконечных клыков, которые высовывались из-за тускло поблескивающих щитов.

Две силы сшиблись в схватке. Ауриана с трудом парировала удар меча легионера, отчего мускулы ее руки напряглись так, что, казалось, еще немного, и они лопнут. Поток людей приподнял ее и протащил несколько футов. Затем ее бросило на вражеский щит, о выпуклости которого она ободрала бок. Не удержавшись на ногах, Ауриана рухнула на колени.

Словно какой-то исполинской рукой хаттов смело назад. Зигвульф рядом с Аурианой поскользнулся в луже крови и упал на спину.

— Зигвульф! — крикнула она, но ее голоса не было слышно. — Нет!

Он рухнул прямо под ноги римлян, и Ауриана с ужасом представила, что клыкастый зверь сейчас растерзает его. Она бросилась на защиту своего товарища, самоотверженно отражая удары, предназначавшиеся ему.

И все же его конец был неизбежен. Их взгляды на миг встретились, и в глазах Зигвульфа она увидела обреченность и признательность. В следующий миг на грудь ему наступила нога легионера, а в горло вонзился меч.

Зигвульф погиб. Ее разум отказывался воспринимать его смерть.

«Все твое бесхитростное, прямое мужество не принесло тебе добра. Вот и тебя сожрало это ненасытное чужеземное чудовище и даже не поперхнулось. Парки жестоко подшутили над тобой, дав имя, которое обозначает «победоносный волк». А еще говорят о том, что имена обладают волшебной силой!»

Ауриана отчаянно дралась, окруженная немногочисленной кучкой своих соплеменников. В ее глазах стояли слезы. Потери хаттов были ужасны, и они дрогнули. Сначала поодиночке, а потом и группами воины стали покидать поле боя. Некоторые нарочно искали смерть, выбегая к стенам, откуда римляне бросали в них копья, упражняясь в меткости, Другие прыгали в горящие хижины и погибали в огне. Среди последних Ауриана увидела и Труснельду. Сначала загорелось ее платье, и несколько мгновений она стояла в огненном обрамлении, словно божество. Затем она изрекла проклятие и бросилась в огонь. Кровавая битва притупила восприятие Аурианы, поэтому она как-то отстраненно наблюдала за смертью старой жрицы, которая терпеливо объясняла ей суть вещей этого мира, когда будущая предводительница воинов была еще девочкой.

Большая часть воинов побежала, спотыкаясь, роняя и подбирая оружие, в самый дальний конец крепости. Ауриана пыталась остановить это паническое бегство. Она кричала, умоляла, угрожала, но ее отчаянные попытки организовать хоть какое-то сопротивление не принесли результата.

«Боги видят нас. Мы должны умереть, сражаясь».

Но сопротивление хаттов было сломлено окончательно.

Коньярик с несколькими воинами подбежал к Ауриане.

— Ауриана! — воскликнул он, хватаясь за ее плащ. — Умрем вместе!

До нее с трудом дошло, что эти люди все еще верят в ее святость.

— Оставьте меня! — закричала она, вырываясь. — Я проклята!

Она побежала в противоположном направлении, сталкиваясь с бегущими и даже не делая никаких попыток уворачиваться от дротиков. Возможно, эта безумная храбрость и спасла ее. Главной целью Аурианы было отыскать Ателинду живой или мертвой. На бегу она увидела, как несколько хаттов пытались укрыться в завалах мертвых тел. Постепенно ей удалось пробиться к конюшне, где стоял Беринхард.

Она хотела совершить еще один, последний обряд.

Давным-давно Бальдемар обручил ее с богом. Этот дар принес племени удачу во многих делах с тех пор. А что если и сегодня предложить богу еще один подарок, которым станет ее жизнь? Может быть, это смягчит гнев Парок, и они окажут милосердие ее народу. Но такую жертву необходимо приносить, соблюдая весь ритуал и начать следовало с произнесения жертвенной молитвы…

Каким-то образом Фастиле удалось разыскать ее. Она побежала рядом, чтобы не отстать.

— Ауриана! Позволь мне умереть рядом.

— Если ты этого хочешь, — откликнулась Ауриана, — ты умрешь. Пошли!

Пробежав еще немного, они увидели Витгерна, лежавшего в пыли лицом вниз. Женщины помогли ему встать. Витгерна оглушили сильным ударом по голове, но смертельных повреждений у него не было. При виде Аурианы его лицо оживилось, и на нем опять появилась беззаботная, озорная улыбка мальчишки, который словно пошутил, да шутка вышла боком. В этой обстановке такая улыбка выглядела совершенно противоестественной.

Обхватив обеих женщин за шеи и опершись о них, Витгерн заковылял туда, куда они шли.

— Чем бы ни закончилась твоя жизнь, Ауриана, я пойду с тобой до конца, — тяжело дыша, сказал Витгерн.

— Почту это за великую честь для себя, Витгерн.

Эти слова необыкновенно воодушевили Ауриану и придали ей силы — смерть вместе с друзьями казалась ей отрадной. Она продолжала искать Ателинду. Неужели ее мать сдержала обещание и приняла яд? Наконец, Ауриана увидела ее около входа в стойло. У Ателинды был такой вид, словно она стала свидетельницей конца света.

Пробираясь к матери, Ауриана услышала детский плач. Римские солдаты, очевидно, нашли то место, где прятались семьи воинов. Про себя она сотворила молитву в надежде, что в сердцах чужеземцев шевельнется жалость или же они прельстятся на деньги, которые можно выручить, продав этих светловолосых детей на невольничьем рынке, и они оставят их в живых.

«Суния тоже с ними. А я ничем не могу помочь. Так может быть, моя жертва богам смягчит ее участь?»

Ауриана почувствовала, что ей надо спешить. Иначе она не сумеет выполнить задуманное. Битва уже почти закончилась. Избиение пленных прошло свою кульминационную точку. Легионеры теперь стали сгонять женщин и детей в одно место, где их делили на десятки, заковывали в цепи и сажали на повозки.