Несусветный эскадрон
Шрифт:
Она в полной растерянности принялась кружить по поляне, к костру и к ужину не приближаясь. Никакая мудрая мысль не осеняла ее. Все ее оружие осталось в повозке. Если бы она хоть успела показать Сергею Петровичу тайник!.. Но и это ненадолго облегчило бы его положение.
А относительно его сговорчивости на допросе у Паризьены уже сложилось свое мнение. Дело и впрямь пахло расстрелом. Ибо гордый гусар скорее бы признался в том, что он разведчик, чем в том, что глупейшим образом из-за какого-то цыгана упустил свой полк.
Раздался стук копыт, уланы повскакивали от костров.
Паризьена закусила губу.
Невысокий, коренастый, чтобы не сказать – толстенький, полковник лицом здорово походил на французского императора. Еще три года назад это сходство служило поводом для неприятных шуточек – Наполеон Бонапарт был врагом прусского короля. Но когда французы вошли в Пруссию, когда Бонапарт и король Вильгельм принялись ссориться и мириться из-за мелочей, когда в восточной Пруссии началось то, что генералы называют «концентрацией войска» для войны с Россией, – тогда полковник вдруг уразумел, что этим нечаянным сходством он должен гордиться.
Он усвоил царственный взгляд сверху вниз и манеру скрещивать руки на груди. Он бы и французский язык усвоил, да не давалась ему ни одна наука, за исключением военной, и ни одно изящное искусство, кроме искусства определять по вкусу возраст и происхождение многих сортов спиртного.
Прежде всего полковнику доложили о порядке на биваке и о наличии пленного.
Но допрос был несколько отложен – полковник проголодался.
Подражая Бонапарту, он нередко пренебрегал субординацией. И хотя сердце его выло в те минуты от тоски по истинно прусской дисциплине и строжайшему порядку, он мужественно садился к костру на услужливо подставленный под зад полковой барабан и питался вместе с простыми уланами. Так он поступил и на этот раз.
Теперь минуты жизни отважного гусара можно было сосчитать по пальцам.
Вот полковнику передают кусок жареного мяса на куске хорошего, не деревенской выпечки хлеба. Вот полковник выслушивает что-то длительное – судя по серьезной роже, военное донесение, а может, и анекдот, ведь колбасники не знают толку в истинном, тонком, изящном анекдоте…
Адель сходила к одному из костров, чтобы принести часовым еду и опять попроситься хотя бы на минутку в повозку. Еду они с благодарностью взяли, а вот в повозку не пустили.
И Паризьена поняла, что теперь вся надежда – на ее храбрость и сообразительность.
Она воспарила душой и стала перебирать совсем уж фантастические возможности. В тот момент, когда Сергея выведут, если не вытащат, из повозки, у нее уже будет наготове оружие. И два коня. И то, и другое можно преспокойно позаимствовать у черных улан – они разнежились у костров и ни на что не обратят внимания. Затем – налететь чуть ли не в самый миг расстрела, когда никто не ждет нападения! Двумя выстрелами в упор сбить двух старших по чину офицеров!..
Тут замысел Адели прискорбно оборвался. Она осознала, что третий выстрел, коему суждено будет прозвучать, придется прямо ей в грудь…
Получалось так, что возможности спасти гусара вообще не было.
А полковник тем временем доедал свой ужин.
Адель подошла к одному из костров. Она понимала,
Потом она и вовсе подсела к огню, не упуская из виду полковника. Она слушала негромкую и вовсе неподходящую к обстановке немецкую любовную песенку, куплеты которой перемежались грубоватыми комментариями улан. Но от их победного настроения Паризьене делалось все сквернее и сквернее.
И все яснее осознавала она, что навеки расходятся сегодня ее пути с путями уланского полка. Куда отправится полк, она приблизительно знала. Прусский корпус получил задание взять Ригу и через Лифляндию с Эстляндией двигаться на Санкт-Петербург. А что касается самой себя – она знала только то, что дорожка может в этот вечер запросто привести и на тот свет.
Адель считала, что сейчас, сидя на траве и глядя в огонь, принимает жизненно важное решение.
Но она ошибалась.
Решение было принято в тот миг, когда она с обнаженной саблей в руке прыгнула, не глядя, в седло, готовая драться насмерть за ослепительно синие глаза. А сейчас она, еще находя силы иронически усмехаться, только подыскивала доводы рассудка для оправдания этого решения.
И совершенно напрасно.
Ибо любовь в оправданиях не нуждается.
Глава десятая, о побеге
Неизвестно, долго ли сидела бы Адель Паризьена у костра и что в конце концов она бы придумала, но взруг услышала маркитантка легкий звон мониста из медных кружочков, подняла угрюмые глаза и увидела босоногую девочку-цыганочку, за пеструю юбку которой держался братишка.
– Дай-ка я тебе, красавица, погадаю, – по-взрослому сказала цыганочка, завладев рукой Адели. – Я ведь все знаю – что было, чего не было! А деньги за гаданье как-нибудь потом отдашь. Жалко мне стало – как ты тут печальная сидишь…
Адель молчала, глядя, как у соседнего костра полковник, доев мясо и запив его из фляги, вытирает рот куском хлеба.
Цыганочка, опустившись на колени, вгляделась в маленькую и крепкую ладонь Паризьены и сказала ей вот что:
– Путаный у тебя путь, красавица, сегодня здесь, завтра там, все равно как мы, цыгане. Но ничего, скоро в странствиях твоих будет большая остановка… Вот только покоя ты и раньше не знала, и впредь не узнаешь.
При этом девочка бросала быстрые взгляды вокруг, на костры и черных улан, да и чумазый глазастый малыш тоже, видно, к чему-то прислушивался.
– А бояться тебе нужно не огня, не воды, не сабли, не пороха, – быстро перечислила цыганочка. – Бояться тебе нужно того, кто сильнее, чем ты сама. Тебе либо командовать, либо покориться целиком, безоглядно, так что и силы вырваться не станет… Беги от такого человека, коли встретишь!.. Ну, что тебе еще сказать? Будут тебе великая радость и великая печаль от синих глаз.
– Главным образом от них будут великие неприятности, – провидя будущее не хуже цыганочки, буркнула Адель. И тут встретился наконец ее взгляд с острым, испытующим взглядом девочки.