Нет места под звездами
Шрифт:
На подступах к Гилону всадники перешли на рысь, а потом и вовсе на шаг. В толпе нарастал нетерпеливый ропот, вперед вышел Адой Гасти, и горожане почтительно расступились, давая ему дорогу.
Лонхат же вцепился взглядом в светлую фигуру рядом с Йорунн, не в силах справиться с волнением.
— Да будь я проклят всеми демонами сразу, — тихо прошептал он, — она смогла! — сердце отчаянно стучало, в ушах звенело, воздуха стало не хватать, на глазах выступили слезы, и старик вдруг счастливо расхохотался и крепко обнял сына: — Она сделала это, Орик! Ей удалось! Скорее вниз, мы должны поприветствовать конунга!
Йорунн следовала
Тем временем Лид остановился рядом с Адоем и легко спрыгнул на землю. На минуту взгляды их скрестились, возникло тяжелое молчание, ибо градоправитель не спешил приветствовать Лида или склоняться перед ним. На лице его, сменяя друг друга, проскользнули крайнее изумление, недоверие, разочарование и тщательно скрываемая злость.
— Вы не склоните головы перед правителем своим? — негромко, но отчетливо спросил конунг в наступившей тишине.
Минуту градоправитель колебался, словно взвешивая на невидимых весах возможность отказаться признавать вернувшегося конунга, тем самым умаляя свою власть, и веление долга и верность принесенной давным-давно присяге. Лид ждал, и с каждой секундой взгляд его становился тяжелее. Наконец, Адой не выдержал и, опустив глаза к самой земле, низко склонился перед конунгом.
— Приветствую вас, мой повелитель, на землях Гилона. Примите мои искренние поздравления с вновь обретенной свободой и прошу простить мне замешательство. Уверяю, что лишь безмерное удивление было тому виной.
— Я слышу ваши слова и принимаю их, — холодно отозвался Лид. — Рад встрече.
— Мой конунг, — еще ниже склонился градоправитель.
Ульф и Йорунн обменялись многозначительными взглядами. Не было смысла говорить вслух, Черный Волк и так отлично все понял.
— Люди Гилона, народ степи, я, законный конунг Лид, сын Канита из рода Хольда, приветствую вас!
Над толпой прокатился крик ответного приветствия, и люди почтительно замерли, повинуясь поднятой руке Лида.
— Благодаря моей сестре, госпоже Йорунн, закончились годы моего вынужденного изгнания. Вы должны знать, что именно она стала тем человеком, кто вернул мне свободу, потерянную по вине хана Талгата. Это были тяжелые времена для многих из нас. Но теперь, когда мы вновь стоим на одной земле, когда дышим одним и тем же воздухом, я хочу спросить вас, верны ли вы еще своим клятвам? — голос Лида с легкостью покрыл все пространство перед воротами. — Помните ли, как присягали мне в день коронации и после, проходя посвящение в воины? Хольдинги! Я хочу услышать от вас, готовы ли вы вновь стать под мои стяги, признать меня единственным законным правителем, словом, делом и мыслью доказать верность дому Хольда?
И люди громко вскричали:
— Да!
Мечи ударили о щиты, раздалось пение рогов, звуки смешались и потонули в общем радостном ликовании. Губы Йорунн украсила чуть заметная улыбка. Пусть не ей досталась вся эта любовь, почет и признание, пусть не ей клянутся в верности эти люди,
38. Разговор с Ульфом
Возвращение в город оказалось настоящим испытанием. Лиду пришлось выслушать и произнести еще не одну речь, позволить людям рассмотреть себя, а иногда и дать прикоснуться тем, кто боялся, что приехавший конунг — это сон. И ответить на торопливые вопросы. Надо отдать ему должное, он не соврал ни одним словом, не исказил ни единого факта, но даже не намекнул на истинные события, ставшие причиной его длительного отсутствия.
Встреча растянулась. Простые горожане и рядовые воины приветствовали конунга с искренностью, разбившей на осколки все даже самые потаенные опасения Йорунн. Хольдинги по-настоящему любили Лида, их печаль от его утраты была глубокой и сильной, а радость от возвращения — чистой и незамутненной. Военачальники, сотники войска, рядовые воины — все сегодня объединились во имя празднования огромной победы Йорунн и начала новой вехи для Великой Степи.
Адой мрачно наблюдал за тем, как один за другим его бывшие сторонники преклоняют колено, чтобы произнести заветные слова. “Во имя неба, трав и ветра…, - одними губами повторил градоправитель. — Зря ты вернулась сюда, дочь Канита, и зря ты не сгинула где-то в степи вместе со своим конунгом”.
Однако Адой не был глупцом и прекрасно понимал, что в сложившийся ситуации шансы получить поддержку большинства у него невелики. Не теперь, когда внезапно обретенная наследница великого рода восстала из небытия, вернув оттуда же возлюбленного брата. Возможно после, если дети Канита вновь потерпят поражение… Да, толпа переменчива, благосклонность ее быстро сменяется разочарованием и гневом. И тогда он, Адой из рода Гасти, снова окажется на вершине.
Весь вечер градоправитель вымученно улыбался, слушая радостные речи земляков, поднимал кубок после каждого приветственного тоста, даже произнес любезную речь в честь Йорунн и Лида. Да, он старался быть приятным и доброжелательным.
А еще Адой настороженно следил за зеленоглазым незнакомцем. Ульф нимало не скрывал, что прибыл сюда ради Йорунн. “Что связывает этих двоих? — размышлял градоправитель. — Чувства? Любовь? Не очень похоже. Быть может, он выполняет приказ своего господина? Тогда выходит, что за спиной этой выскочки стоит могучая сила. И девочка явно дорога для герцога Недоре, раз он рискует головой первого военачальника. Я должен быть вдвойне осторожен.”
Улучив подходящий момент Ульф подошел к Лонхату и незаметно отвел его в сторону.
— У меня есть для вас новости, достаточно личные, — сказал он негромко.
— Ликит? — Лонхат остался внешне спокойным, но от Черного Волка не укрылось его волнение.
— Не стоит переживать, с вашим племянником все в порядке, — насколько было возможно мягко сказал Ульф. — В Недоре сейчас неспокойно, на наши земли обрушился гнев сиятельного Сабира. Ликит находился в одной из крепостей, которые атаковали войска императора. Знаете, вы можете гордиться мальчиком: при всей сложности характера и несдержанности, свойственной юности, он оказался храбрым бойцом. Сражение было страшным, но Ликит хорошо показал себя. Его слегка ранили. Царапина на левом предплечье, даже шрама не останется.