Нет вестей с небес
Шрифт:
Джейс несмело приподняла руку, помахав союзникам, инстинктивно вжимая голову в плечи, хотя вроде бы ее не гнали в тот раз. Но она не могла ручаться за то, что на этот раз ее примут. Слишком страшной явью вставал перед ней тот день, когда едва не обрадовалась злейшему врагу, слишком глубокую рану тогда нанесли союзники. И каждый раз приходилось себя убеждать — эти другие, ведь разные люди встречаются. Но вечно ей приходилось ожидать удара, гадать, как примут, ведь она для них — не герой, а несчастье.
— Они поживут тут пару дней, лады? Ну, я вернусь. Вы их тут не обижайте, и все такое, — уже начал оживленно вещать Герк.
Что ж, на душе потеплело, он все-таки беспокоился за своих спутниц.
— Мы постараемся быть полезными, насколько можем, — неуверенно вставила свою реплику Дейзи.
— Джейси, почему ты молчишь? Ты ведь воин! — указал сразу на девушку один из воинов, знакомый, она запомнила его лицо, только имен все не знала.
— Но примете ли вы меня… Я готова вместе с вами охранять аванпост, — набравшись смелости, вышла вперед Джейс.
— Ну и отлично! — простодушно пожали плечами парни. — Оставайтесь!
— Я поехал, — махнул быстро рукой Герк, вскочил за руль без долгих прощаний и только запылил дальше по грунтовой дороге, когда машину снова подтолкнули.
Дейзи тоже решила не глядеть ему вслед, не устраивать сентиментальных сцен и печальных представлений. С отбытием Герка женщина даже ощутила некую свободу, теперь решать все предстояло ей, следить за подругами тоже, впрочем, ощущение минутной эйфории, воплощенной в долгом наслаждении вдыханием свежего морского воздуха, сменилось свалившейся нелегкой ношей новой неопределенности. Все отправляющиеся в путь извечно обречены проходить незнакомыми дорогами. Дорога как река — никогда не бывает одной и той же. И остается только ждать возвращения, а молиться Дейзи не умела, она слишком много получила ударов судьбы, чтобы верить, что кто-то ее еще направляет.
Женщины прошлись вдоль аванпоста неуверенно, как бедные родственники, стремясь мягко, никого не отвлекая, узнать, что может входить в их обязанности. Непристойного ракьят обычно не предлагали. Но женщины все равно немного побаивались смуглых широколицых босоногих парней с оружием, сновавших в небольшом количестве вдоль аванпоста. Несколько занимались причалом, еще несколько огибали периметр, периодически через мушку потрепанных АК74 рассматривая шевеление джунглей.
Джейс очень скоро проанализировала, откуда может быть совершено нападение и откуда лучше держать оборону с ее винтовкой.
Одна только Лиза достаточно отрешенно рассматривала все происходившее вокруг нее, точно очутилась в сказочной стране, где прежние правила не действуют. Да больно страшные сказки рассказывает жизнь. Но смена обстановки явно пошла на пользу девушке.
И много отрешенных от жизни смыслов осталось на осколках резных листьев. И много опиумных грез скрывал надломленный горизонт, сваленных рамой картинки, крокодильими снами, обрывочными словами из тины. И девушка кружилась, как снежинка, раскидывая руки, раскрывая ладони, будто просила мир обнять, а мир отвечал только стихами из стали. И подрагивающие сломанные росой смыслы не отдавали, чтобы в полыхающих алых листьях записывать обрывки мутных фраз, где не слышен безумья глас. Но Лиза словно проснулась, вдруг робко дотронувшись до плеча Дейзи:
— Что они делают?
— Еду готовят, — обернулась на оклик женщина, глядя на костерок, возле которого кашеварил над сковородкой воин, довольно вдыхая дымок скорой трапезы.
— Нет, ты посмотри, что они готовят, — словно стесняясь своего внезапно пробудившегося к мелочам любопытства, прикрыла улыбку кулачком Лиза.
— Кажется, жарят бананы. Что такого? — подыграла ей немедленно Джейс, понимая, что охрана их пустила на аванпост, но как бы не замечает, не гонит, но и не заставляет становиться
Джейс даже улыбнулась, ощущение проклятья на себе, коим наградила Цитра, понемногу распадалось, а верования дикарей казались глупыми и наивными. Предсказания всех этих жриц редко сбываются, так что надлежит думать о реальности, а не о мистике.
— Да нет, ничего. Совсем ничего, — и Лиза улыбнулась, и почти рассмеялась.
«Ну, вот, наконец-то взяла себя в руки. Мы выберемся, теперь я верю!» — успокоено подумала Джейс, погладив осторожно подругу по плечу. Девушка вроде поежилась, как кошка, которую прошлые хозяева чаще били, чем ласкали. Но вскоре Лиза расслабилась и старательно улыбнулась в ответ. Перемена в ее поведении казалась яркой радугой после страшной грозы, так что женщины улыбались, стараясь не думать о том, что ждет их дальше, стараясь вообще ни о чем не думать. Особенно когда Лиза с детской непосредственностью едва не вприпрыжку принялась рассматривать всякую мелочь на аванпосте, каждый раз живейшей интересуясь:
— Ой, а это что?
Но ее наблюдения натуралиста прервал голос одного из стражей:
— Собаки! Дикие собаки! Готовься!
— Идите в штаб! — махнул им один из воинов, собираясь отстреливаться от голодной стаи.
Дейзи и Лиза немедленно забились в непривычно с яркого света темное помещение, прислушиваясь к звукам борьбы. Но выстрелы скоро стихли, собаки представляли угрозу только когда настигали незадачливых путешественников в джунглях, но если уж бежали на аванпост, то, скорее всего, бешеные, так что исход борьбы иногда был не таким благополучным, как в этот раз. Лицо Лизы, подвернувшееся на миг вновь проступившим обескураживающим ужасом, снова посветлело.
Женщины убедились, что все в порядке, и три отвратительные ободранные туши, отдаленно напоминавшие псов, уже сжигают в бочке. Так что теперь было самое время немного осмотреться. Человек ко многому привыкает. Разваленные жилища, опустошенные, выпотрошенные, разграбленные, нищета, грязь, голод. Это страшно, но к этому можно привыкнуть, если не видел ничего иного и если не остается иного выбора. И лить напрасные слезы — только душу травить. Надо дальше существовать, стремиться, находить радость и в такой жизни, в самых убогих ее уголках. Так что Дейзи немедленно сделала вид, что улыбается, хотя уголки ее губы, скорее, просто нервно вздрагивали, потому что привыкнуть все-таки невозможно.
Штаб аванпоста представлял, по своей сути, железный каркас, обшитый листами железа и шифера. На большом ящике стоял передатчик радиосвязи, по стене возле входа примостился дико грязный прорванный в нескольких местах полосатый, как пижама, диванчик, который не падал в разложенное состояние только благодаря доске, подпиравшей его, прикрученной проволокой к спинке. Еще из мебели обнаружились два небольших деревянных стола, поставленных зачем-то один на другой, один сундук, картонная коробка, пара небольших деревянных ящиков, на которых покоились два синих буя, да напротив злосчастного дивана грубо сколоченный шкаф с четырьмя полками, где стояли небольшие резервуары с газолином. Больше ничего, не считая оружия и мусора, в этом строении не находилось, разве только смятый пегий коврик и две лампы в стальных абажурах. Окон не обреталось, вернее, когда-то они предполагались, но в целях обороны их зашили листами железа, покрытого заплатками, как и все строение, исчерканного следами от пуль. Девушки остановились в нерешительности. Здесь им предстояло жить день, а может, два, а, может, неделю. А может, две недели.