Нет вестей с небес
Шрифт:
— И ты хотел власти, а не наркотиков, так ведь? — больше не боялась задавать вопросы девушка, потому что теперь или никогда ей представился шанс получить ответы, призрачные и неясные, но все-таки…
— Власть тоже оказалась… ничем, — посмотрел на нее главарь, а в мутных зрачках его вновь сквозила тотальная пустота. — Везде, ***, безумие! Запомни: предательство будет преследовать тебя везде, — и в который раз он срывался на мерзкие ругательства. — ***! Оно будет везде! Ты будешь стрелять — и будешь ощущать себя преданным,
Последние слова он договорил, указывая своими вечно двигающимися пальцами куда-то вниз, точно давя в воздухе какое-то насекомое.
Возможно, со мною случалось нечто похожее…
Джейс вздрогнула, потянув шумно воздух, восклицая сначала негромко, неуверенно, затем пронзительно, не задумываясь, кем является ее слушатель, главное, что он тоже слушал:
— Считаешь… Это реально? Реально убить собственную мать?! Она просто желала счастья, они все желают счастья. Все просто желали счастья! И мы! Но мы обречены!
Он молчал. В кои-то веки молчал. Только невыносимо тяжело вздохнул. Сестра. Вера… Власть. Его катастрофа. Но ее оказалась не меньше… Убить собственную мать — вот, что сказала она, вот ее катастрофа. Такого ответа он не ожидал. Убить… Свою. Мать.
Эта девушка тайно желала все это время смерти собственной матери. Может, в этом стремлении обитало ее чудовище.
Не сестру… Названую или сводную — не узнать. А Джейс продолжала, все так же громко, глядя без тени страха в глаза врага, точно объясняя что-то себе и им обоим:
— Уходят те, кому ты доверял, в ком искал поддержки, у кого просил защиты. Они просто уходят, потому что что-то в них перевернулось… Но обвиняют нас! Им доверяешь сокровенные тайны, открываешь свои больные места, рубцы. А потом… Потом они уходят, давя на них. А мы виновны только в факте своего существования, мы должны терпеть и молчать!
Но разве чужая боль не есть наказанье?
И разве нет кары страшнее, чем быть виноватым?
Гром сотряс хлипкий штаб. Хоть утяжеленный листами железа, а все же изначально сколоченный наспех из дерева. Когда-то собирались здесь люди, смеялись, ловили рыбу. А ныне пропитала его насквозь вечная борьба и сотни историй о раздробленных судьбах.
Расскажи мне о своей катастрофе…
Комментарий к 119. “Расскажи мне...” В тексте использованы песни группы Flёur “Под прицелом”, “Расскажи о своей катастрофе”, “Отреченье”
и группы Кукрыниксы “Крайние меры”.
Долго же автор ждал! Наконец-то написан этот эпизод!
И скоро будет следующий. Так что, читайте, отзывайтесь, жду вас!
В эпизод 27.07.2015 внесены некоторые изменения, в частности то, что касается отношений Вааса и Цитры. Чисто предположение, созданное в фэндоме, по просьбе читателей.
====== 120. Есть ли в мире хоть кто-то... ======
Есть ли в мире
чтоб все это остановить?..
Осуждай меня, если хочешь:
я безмерно устала от боли…
Джейс дрожала всем телом, голос ее сорвался, взгляд потух, она не нашла ответа на их вопросы, она тоже… И вокруг выла буря. Рядом оказался только враг, который после долгой мучительной паузы отозвался:
— Получила слова… Помолчи уже.
Голос его доносился, точно эхо с другой стороны пропасти. Джейс почти не слышала, не воспринимала.
Враг…
Он провел по ее плечам, плавно, но быстро спускаясь ниже вдоль локтей, затем на талию, точно скульптор, высекающий шедевр из неподатливого мрамора.
— Нет… не… не надо, — неуверенно шевельнулись ее губы.
— Почему? Боишься предательства? Ведь я не предам. Враги не предают, — говорил он, касаясь неторопливо своим крупным точеным носом ее левой скулы, как раз той, где желтел давний синяк… Кожу возле глаза защекотали его ресницы… Подбородок — его жесткая черная эспаньолка.
Джейс вздрогнула, вдруг понимая, что на этот раз он не собирается пытаться уничтожить ее… Но равнодушие и, более того, отвращение к себе за сходство с ним, вновь погружали в апатию. Не казнь. Другое. Другая форма уничтожения…
Решил теперь так ее сокрушить. Пусть. Ну и пусть… Дальше все равно некуда. Так ей казалось, пока она не поняла, что оказалась в его объятиях. Снова вокруг его мускулистое смуглое тело; его руки, пальцы, которые то проводили вдоль шеи, то уже торопливо поглаживали кожу под одеждой. Непривычно… Не ударяли… Не причиняли боль… Не сегодня.
Замер целый мир, затаив дыхание…
И снова его запах, терпкий, резкий, но зря она все это время отрицала — приятный и манящий, как и весь он. И раз уж не осталось границ, то ничто не запрещало нарушить последние табу. А извечно осуждающие, должно быть, сами безгрешны. «Конечно», прямо как Цитра. И неприятно резануло какое-то мистическое сходство в их чертах. Но нет… Он иной. Совершенно. Он служил злу, но не лгал. Цитра служила добру, но с ложью. И лживое добро порой хуже зла. А он как с другой планеты…
Он жадно припадал губами к ее шее, изогнутой, точно у умирающего лебедя. Но она покорно лежала, не шевелясь, похожая на засыпающую рыбу, выброшенную волнами бури под палящие лучи солнца. Его дыхание отчетливо ощущалось на загорелой коже шеи девушки, особенно на пульсирующей жилке. Затем плотоядное прикосновение губ на выступавших ключицах. Казалось, если вопьется зубами — загрызет, как дикий зверь, но на данный момент он не намеревался ее убивать, ведь она и так пришла умереть. И именно потому, что она пришла умереть, он не собирался убивать. Она впадала в ступор, в безразличие к себе, теряясь от противоречий. Но мысли не подсказывали верных решений. Смерть оказывалась неверным.