Нет вестей с небес
Шрифт:
— Утром ты будешь снова бежать через джунгли, убегая от моих ***ых головорезов. Но ничего не изменится, потому что повсюду безумие.
— А если я не попытаюсь сбежать? — будто дробя колкие льдинки, спрашивала она, умоляюще всматриваясь в темноту, окутанную отзвуками отступавшей бури. Значит, их уже не могло смыть волной, не начинался мировой потоп. Или уже закончился? Или уже никого не осталось?
— Тогда придется тебя тупо пристрелить, а это ***во и скучно, — резко осадил он.
— Но я не хочу снова бежать, — Джейс сиротливо гладила его плечо, приникая плотнее, отчаянно твердя, будто ее резали заживо без ножа. —
Остаться бы навечно, застыть. Без всех, в этом мгновении до того, как беспощадный день расколол бы снова на мириады витражных осколков, не таящих по-отдельности света. Впрочем, объединяла их только тьма. Или…
— ***! Так надо… Это ***во, реально ***во, но так надо, — аргументы не находились, почему так надо, но иного пути просто не существовало. Правила и цель этой жестокой игры никогда не были ясны, но у каждой игры существует начало и конец. И пауза в ее фатальном завершении не могла остановить ход страшных жерновов, которые сминали не только жертву, но и палача. Ведь каждый, кто убивает других, сокрушает и себя.
— Сколько времени до утра? — больше ничего не прося, смиренно узнавала она.
— Часа три…
Он устанавливал время восхода, не глядя на стрелки часов, что бегут по кругу.
Мало, ничтожно мало, всего три часа до утра, до этой алой полоски рассвета, что как острый клинок сарацинской сабли разрубит их, иссечет, разорвет надвое. Навсегда. Как и было всегда до этого. Больше никогда… Быстро время летело, раз до утра оставалось так мало. Джейс показалось, что она заснула на несколько часов. Нет опаснее игры без игр: заснула в объятиях врага, прильнув к нему, вслушиваясь в размеренный ритм сердца, согретая теплом его тела. Это безумие… Нет, не бессмысленное повторение действий с надеждой на изменение, другое безумие — помутнение сознания. Затмение.
И нет твоей вины,
Что ночь быстротечна
И даже вечности мало,
Чтоб быть с тобой.
Продажа души. Или нет… Или все с какой-то целью. Или вообще без цели, а лишь игра случая. Всего три часа.
— Почти вечность, ведь ее тоже мало, — шептала она, вскоре бессильно стеная. — Лучше бы случилось наводнение, лучше бы нас смыло потоком темной воды…
— Ни*** не лучше. Да и не позволил бы я. Здесь я решаю, кому и как умирать.
Рядом… Еще три часа вместе. Эти исступленные страстью оболочки с сизым пеплом вместо душ, разделенные на два мира непроницаемой стеной ненависти друг к другу. А если бы не ненависть… Если бы не… Джейс позволила себе на миг забыть об этой стене, границе миров. И вот к чему все это привело… Но она не винила себя. Пока что. Еще три часа без оценок, вне разделения на миры и границы, вне реальности и бытия, где-то в настоящем без прошлого, без времени, без мира вокруг.
«Те, кого мы любим, всегда делают нам больно, потому что мы слепы перед ними. У них есть что-то вроде щита: мы не успеваем среагировать, когда они наносят удар. И приходится учиться наносить удар первым», — отчетливо и гладко слышались свои мысли. Еще три часа. Каждый миг, как год, но каждый год, как миг, когда ускользает пред неизбежностью холодной и обреченной.
Зачем?
Комментарий к 120. Есть ли в мире хоть кто-то... Это то чувство, когда на 400+ странице понимаешь, что твой джен никакой не джен. Надеюсь, никто не шокирован?
Вот под эту песню просто отлично перечитывалось (с) Fleur “Два
Так же использованы фрагменты песен групп Flёur «Исполинские черные грифы», «Искупление», «Опьяненные нежностью», «Теплые воды», «Эволюция. Тщетность», “Мы никогда не умрем”, «Два Облака»
Кукрыниксы “Крайние меры”
Наутилус Помпилиус “Дыхание”
Олег Газманов “Закрой мои глаза...”
Написано было давно. Где-то в середине зимы. Наконец-то сюжет дошел. Но вы не подумайте, это не самая главная кульминация. И написано не ради одного NC.
Вопрос, что теперь дальше будет... Нет, ну, я-то знаю, мне интересно, что бы вы придумали в связи с таким, кхм, событием.
А мне вообще дико хотелось бы так и оставить героев здесь. Просто остановиться и перестать их мучить. Обоих...
Кстати, автор группу создал с тех пор, как к этому роману появились стихи и арты от читателей: https://vk.com/sumerechniy_elf
====== 121. Хоть ещё на миг! ======
Продлись же, вечность, хоть ещё на миг!
Какой настал день недели? Какой длился год? В расплеснутом озоном воздухе время не шло вразлет. Стрелки минутные и часовые — цифры слабее слов. Но день на части разрывал ночные покровы. И рассвет не являлся победой. Кто змей, кто ладья, кто жизнь, кто отрава — все смешалось ночью, но четкость линий возвращали жгущие лучи, четкость оценок и законов. Двое живых на острове мертвых. Страшно и вечно, не навсегда.
И все, что не видели люди за морями, впитали орхидеи, извитые кровавыми сказаниями возле идолов мхами покрытыми. Цветы, словно люди, прекрасны, но они видели страшное, впитали анафемы. И одни слали проклятия, другие — молитвы, прося все разного.
Впервые за несколько дней ничто не предвещало шторма, облака рассеялись, и всюду царила торжественная тишина, будто мир и правда канул, исчез по воле стихии. Только лес доверху переполнялся зеленым заревом.
Разбить бы стекло вечных часов, отвязать кандалы от кукушкиных предсказаний. И не думать, не знать, не помнить о прошлом.
Они вышли из штаба, вернее, одна женщина, он остался где-то там, возле дверей, далеко. Прежде, чем выпустить ее, сначала убедился, что леопарды покинули остров, переправились через залив, миновав акул. Легко им, не страшно… Людям сложнее. Их не пространство порой держит.
Он… Она… Позабыв имена, точно буря все унесла.
Он молчал, маяча, словно черная тень смерти, только бесстыдно глядел на нее. Да какой уж стыд… Хоть рассмотреть при свете рассветном.
Пропитанный морской солью и ароматом влажной земли, воздух прозрачно висел, приникая к воде, по которой полз стальной блеск рассвета. На острове повсюду валялись сломанные ветки, поваленные пальмы. Леопарды мелькнули на близком, но далеком берегу, два леопарда… Черный и золотистый…
Женщина торопливо зашла в воду, оглядевшись — нет ли акул. Соленая волна наспех смыла с человеческого тела эту ночь, все прикосновения. Но память сильнее воды. Может, не только память. Да, помнила, как в те три часа пред рассветом он приникал к каждому ее шраму, часть из которых остались на ее теле по его вине. Кто же все-таки он? Кто? Целовал шрамы, но не губы. Может, потому что в племени не было принято, и привычка осталась, а может, потому что… тогда бы они не смогли выйти так скоро обратно в этот расколотый мир.