Нет вестей с небес
Шрифт:
— Джейси? Почему ты здесь? — вдруг узнал ее один из крепких парней, рассматривая женщину. Она припоминала, что вроде бы этот воин был вместе с ними в другом небольшом отряде во время штурма грота, даже имени его не знала. А он позвал ее, и даже автомат не вскинул, так что женщина сделала несколько неуверенных шагов навстречу лодке. Оказалось, что парни направлялись прямиком на южный остров, в Терстон, за который последние дни шел бой, но наемники Хойта там окопались крепко, так что до какого-то времени предстояло скорее всего не наступать, но сдерживать их, чтобы не лезли на северный остров. Как
— Ты с нами? — наконец спросили ее воины, дружелюбно открыто улыбаясь. Не верилось, что их соплеменники или даже родственники совсем недавно хотели принести ее в жертву.
— А разве вам еще не сказали? — неуверенно сжала сиротливо руки Джейс, но затем небрежно озлобленно бросила, с издевкой над самой собой. — Я ведь… Чудовище… Цитра отпустила. Но теперь ваш суд.
Женщина застыла, раскинув руки, как когда-то Ваас у нее на прицеле, вот так же — без страха смерти, испытывая себя и небо на прочность.
— Какой суд? — удивился командир отряда, хлопая удивленно глазами, пожал плечами. — Джейс, мы видели, как ты сражалась. Пойдешь с нами? Нам нужен меткий снайпер, наше войско наступает на южный остров. Мы идем убить Хойта! — на ломанном английском воодушевленно заявил воин, перехватывая ремень автомата.
Тогда Джейс заметила, что воины намного лучше вооружены, чем обычно: на каждом члене отряда оказалось по бронежилету, один коренастый широкоплечий мужчина даже нес ручной пулемет, наподобие того, что видели возле бункера. Стало быть, ракьят захватили пиратские склады с оружием. Теперь у них хватало патронов и снаряжения, чтобы отважиться штурмовать даже, казалось бы, навсегда потерянный южный остров.
Лодка отчалила, забирая странницу с северного острова, мотор гудел и отдавал соляркой. Приближался южный остров, такой далекий, хотя у Дейзи хватило сил и без лодки преодолеть залив, невероятно широкий для возможностей обычного человека. Но почему ей не хватило сил выжить? Ей, казалось бы, самой жизнелюбивой из всех них? Но кто ответит, ведь смерть безмолвна, а у гибели и вовсе нет связок, только ножницы, чтобы перерезать нить, чтобы спутать ткацкий станок.
— Скажи, — нарушила молчание Джейс, стремясь избавиться от легкого озноба, который охватывал ее при мысли, что снова придется сражаться. — Ничего, что я… ну… чудовищем считаюсь у вас. Несчастья вроде как приношу.
Она была благодарная отряду ракьят, они даже ничего не хотели узнать, просто приняли, а большего она и не требовала. Куда угодно, с кем угодно — лишь бы не думать о том, какая катастрофа случилась с ее жизнью. А еще казалось в бамбуковой клетке, что все рухнуло. Нет, тогда все только начинало рушиться, это ей, не закаленной обитательнице большой земли, казалось, что хуже уже некуда, а оказывается, что, когда достигаешь дна, снизу вечно кто-то стучит, открывая новый колодец. Но нет, она очутилась не на дне, на дне она уже побывала, уже успела подняться, а ныне словно увязла в невесомости, без мыслей, только с настоящим вне прошлого и будущего и вне себя.
— Цитра тоже не во всем
— Ты так говоришь, но она же лидер твоего народа, — изумилась Джейс, поудобнее устраиваясь в тесной лодке, которая странным образом не тонула, явно переполненная.
— Да. Но разве вы всегда верите тому, что говорят ваши лидеры? — снисходительно улыбнулся мужчина, подбирая слова. — Постой, этот амулет у тебя на шее…
— Все из-за него? — испугалась Джейс, едва не прокляв тот миг, когда зачем-то приняла «подарок» хаоса. Или не его? Но чей… Очевидно, светло-зеленый нефрит здесь знали многие.
— Нет, — помотал головой собеседник и поведал, хмурясь, нечто, отчего Джейс потянулась вперед, не желая упускать ни единого слова. — Все из-за Вааса, с тех пор, как он предал нас, люди перестали верить друг другу, он не один такой был ведь, с ним еще несколько, да после него… Цитра испугалась, что ты тоже предала. А, может, и нет, — брови воина поползли наверх, он развел руками. — Порой я совсем не понимаю нашу жрицу, но ей духи говорят, — затем вздохнул, устремляя взгляд куда-то вдаль, в свое прошлое, прошлое племени, те времена, когда люди доверяли друг другу. — Но знаешь, Ваас тоже говорил с духами когда-то.
— Ты его знал? — дрогнул голос женщины.
— Да, он мой ровесник, — как можно более нейтрально отозвался воин, но после тяжелой паузы добавил. — Был…
Джейс догадалась, что они, очевидно, когда-то неплохо знали друг друга, значит, воин ведал всю правду. Как же ей не хватало последнее время правды! Как же не хватало чего-то надежного и ясного, чтобы научиться здраво различать добро и зло! Но если бы в жизни кто предоставил такие критерии, мы бы стали роботами. Джейс взмолилась:
— Почему он предал вас, что произошло тогда?
— Это я тебе не могу сказать, — резко оборвал свое повествование командир, вставая в полный рост, когда лодка пристала к пустынному берегу, покрытому угольной пылью. — Пойдем, присоединимся к отряду на аванпосте. Мы вернем нашу землю! Мы не отступим! Ты ведь с нами, Джейси?
Она кивнула, сжав зубы, сурово сдвинув брови. Уже не осталось в выражении ее лица почти детской растерянности и обиды, уже ожесточенно и жестко взирали на мир сизые глаза. Хойт! Вот кого она ненавидела, вот кто был на самом деле виноват и в предательстве Вааса, и в страхе Цитры. Все эти четыре буквы — Хойт, которые устроили пять — война, из которой следует шесть — смерть. Уничтожить! И если не лично, и если не удалось бы дожить до дня победы, то хотя бы сгинуть вместе с ракьят, простыми бойцами, а не по вине опоенных снадобьями Цитры охранников храма.
«Я знаю, из-за кого еще мне пришлось убить тебя, это была месть за брата. Я знаю», — думала она, и точно вновь за ее спиной расправлялись кровавые крылья. Очень скоро она вновь стреляла, но уже целилась в людей в военной форме — частная армия наркобарона. Вскоре у нее появился автомат и бронежилет, который не раз спас ей жизнь. Она больше не боялась, не больше остальных воинов. Или даже меньше. Она сделалась воином, яростным, летевшим на кровавых крыльях мести. За всех ракьят! И за тех, чьи имена она перечисляла над обрывом. За все загубленные жизни.