Нет вестей с небес

Сумеречный_Эльф

— Ты меня слушаешь, ***?! Ты слушаешь?! ***! — внезапно воскликнул главарь так, что барабанные перепонки чуть не лопнули. Враг нависал возле прутьев клетки, потом отстранился, нервно поводя плечами, повторяя, очевидно, больше для себя. — Но нет, я же спокоен! Если слушаешь — просто кивни, о’кей? Надеюсь, ты не глухая ***? Вдобавок ко всему это было бы совсем ***во!

Она подняла глаза и кивнула. Так лучше. По крайней мере, так появлялся шанс не слушать разрывающий голову очередной возглас.

— Слушаешь — это хорошо. О***ть как хорошо, — как будто действительно

спокойно выдохнул он, торопливо продолжая. — Так вот, о чем я? О том, что ты жалкая… А я здесь царь и бог. Нет, о том, что ты девка. Да, просто жалкая девка, а то, что я здесь царь и бог, ты уже признала, — но снова этот ужасный возглас. — Признала, ***, спрашиваю?!

Она вздрогнула, не совсем ясно — то ли помотала головой, то ли кивнула.

— Да или нет, *?! Ты еще и тупая вдобавок? Да или нет?.. — доносился громогласный голос, а потом он вдруг стал тише, в замедлившейся интонации проскользнула некая горечь, насмешка, раздумье: — Да… Или нет… Вот так всегда. Это выбор. Это жизнь, — но снова яростное восклицание, адресованное теперь явно не ей, как, впрочем, и половина других его слов: — О*ть какой выбор! Так кто здесь царь и бог?

— Вы, — дрожащим голосом отозвалась она, хотя обычно ее голос был глухим и низким, но ныне он куда-то пропал, опустился до хрипа, будто она сдалась без борьбы, как и все ее друзья. Или выжидала, ведь время лечит, хоть убивает, но разум понемногу отходил от ледяного небытия.

— «Вы», — уже откровенно рассмеялся он, кажется, на «вы» его никто не называл уже лет сто, а, может, и вообще никогда. — «Вы!» ***ная вежливость! Так вот, ***, как я узнал, что ты девка, если выглядишь ты как тупой * молокосос, который еще и баб не *л. Знаешь, как? Знаешь, в чем дело? Все дело в запахе!

Он в миг оказался по ту сторону клетки, за ее спиной, прижатой к прутьям. Доносилось его дыхание, он потянул воздух возле ее шеи, точно хищник, обнюхивавший сбитую с ног добычу.

Не знала она, что там он говорил о том, как определил ее половую принадлежность по запаху, а вот от него потом, перегаром пополам с крепчайшим табаком несло ужасно. Хотя, если немедленно сделать пару глубоких вдохов, чтобы не упасть в обморок, можно принюхаться. И даже не так противно. Противно пахнет только пот больного человека. Видно, хаос был не из таких, мускулистый, смуглый. Опасный, как тигр-людоед.

Да и в обморок падать нельзя было, ох как нельзя, только не сейчас. Ведь могли увести Райли. И уже навсегда!

Пират снова оказался возле прутьев клетки справа, заставляя смотреть прямо в глаза. Она повиновалась, ничего сложного, не имело значения, куда смотреть, априори безуспешная борьба не имела смысла. Что такого — смотреть в глаза? Разве они могли напугать, когда произошло нечто настолько невыразимо жуткое, что… Но нет, эти глаза однозначно пугали. В них сквозила бездна.

Он смотрел насквозь и в никуда. И то лишь на миг, ни одно выражение на этом лице не задерживалось дольше пары секунд.

Вот он уже просто издевался, презрительно продолжая:

— В остальном

ты слишком жалкая, настолько жалкая, что даже в рабство тебя не продать, ни один мужик не захочет ***ть такое… — тут у него даже метафоры ни цензурной, ни нецензурной не нашлось, а потом на лице проступило отвратительное злорадство. — Что с тобой делать, я еще решу. А вот две твои подружки вполне ничего, *** в самом соку, думаю, с ними отлично проведем время, я и мои парни, кстати, ту блондинку я бы даже оставил себе. А ты… Ты даже смех не вызываешь.

Он плюнул в ее сторону, махнул рукой и пошел прочь от клетки. Кажется, остальные пираты еще не догадывались, что поймали не мальчишку, а девушку, и главарь не потрудился им рассказать. Или не хотел. Не понять его мотивов, да она и не пыталась понимать это чудовище, чувствуя, что рано или поздно опытным путем пираты бы все равно выяснили, кто она на самом деле, например, в отсутствие более подходящих кандидатур, которыми становились на данный момент ее подруги. Точнее, не подруги. Сложно сказать, что вообще связывало с этими девушками. Да, они плыли на одном корабле, но ныне она старалась не мыслить о их судьбе, дабы едва собранная в кулак воля не покинула от страха и отвращения.

Мысли в ушибленной голове текли как-то неправильно. Она поражалась, почему они там вообще рождаются, но ведь удавалось же их найти, да выходил странный пазл:

«Подонок! Дожили… Я в плену, друзья в плену, подруг грозятся коллективно вы***ть, а меня жжет тот факт, что какой-то пират с ирокезом обзывает меня так же, как мальчишки со школьной скамьи и прохожие на улице, которые путали меня с парнем… Да ***! Почему мне об этом надо волноваться?! Моя прежняя жизнь рухнула! Вот, что случилось! Жизнь окончательно рухнула! Падала-падала с момента перелома и с момента смерти отца, и вот так бац — и рухнула! Ужас… Но я уже даже не удивлена. Но это же… Ужас… И мне надо выбираться!»

Если, конечно, это была жизнь. И стоило это называть жизнью. Слова, ненужные. Похоже, горе-браконьеры еще в полной мере не могли осознать всю бедственность их положения, еще слишком много правил и воспоминаний связывали их с большой землей, далекой и безопасной. Но настал, несомненно, конец, конец всего. Всего, что было и не было. Того, чего не было — в особенности.

— Райли, — вскоре позвала она тихо. — Райли! Мы должны выбираться!

Младший брошенным щенком умоляюще посмотрел в глаза, а потом снова по щекам его покатились слезы, он только всхлипнул:

— Лиза! Моя Лиза!

Выходит, Райли тоже волновался теперь не за одного себя, это внезапно стало так согревать Джейс, поддерживать в ней отвагу. А паниковать она себе запретила. Паника где-то билась, очень близко, стоило только позволить ей прорваться, отпустить стальную хватку сознания. И все — пиши пропало. Если поддалась бы панике, то мечты о побеге можно было оставить. С паникой пришли бы все прелести вроде тошноты, обмороков, конвульсий. Нет уж, не надо. Половину из них человек вызывает сам, поддаваясь воле животного страха. Не надо! Не надо!