Нет звёзд за терниями
Шрифт:
— Ты умер на Свалке, помнишь? — спросила она с улыбкой. — Ты умер ни за что. Ни в чём не виноват. Разве справедливо? Найдём тех, кто это сделал с нами, и накажем их.
Мальчишка рванулся из чужих рук, от этих страшных чёрных глаз, каких не бывает у людей, но крылатая не отпускала. И ведь не считал себя слабым. Наверное, немало силы нужно, чтобы удержать тело в воздухе, а он и не думал прежде о таком.
— Мне нужно на Свалку, — почти умоляюще произнёс он, а сам подумал, что готов бежать куда угодно, только
— Зачем? — склонила голову его собеседница. — Зачем ты хочешь вернуться?
— Там мой друг.
— Ржавый? Или Кори?
Эта ужасная девушка, ведь она считает его кем-то другим. Но кем? И откуда крылатая знает Кори?
Так и спросил.
— Бедный Сиджи, ты всё забыл, — сказала незнакомка, гладя его по голове, как маленького.
Она смотрела так неприятно — пристально, не моргая, не шевелясь, как будто взглядом пыталась нашарить что-то у него внутри, подцепить, как крюком, и извлечь наружу, и вся сосредоточилась на этом.
Флоренц не знал, что она там ищет, но до смерти хотелось закрыться.
— Да идём уже! — поторопили крылатую.
Мальчишка лишь сейчас поглядел в сторону, на калек, что топтались в ожидании. Улица была тихой, и ничего не напоминало о случившемся, кроме разбитого окна и двери, которую заботливо установили на место, а всё-таки было видно, что она сошла с петель и ощетинилась щепами. И никто не вышел, будто в соседних домах не жили, а ведь Флоренц видел, как суетились люди, и слышал, как хлопали двери, пока всё не началось.
— Нам пора, — сообщила его спутница и, сжав ослабевшую ладонь в своей, потащила дальше.
Вскоре они влились в толпу. С той стороны, где шла крылатая, было чуть просторнее, её не хотели толкать. А вот удобство мальчишки никого не заботило.
— Что ж я натворил? — коснулось слуха. — Что натворил? А вы-то куда глядели, отчего не остановили?
— Всё правильно сделал, — раздалось в ответ. — Так им, обманщикам поганым!
— Виноватых ищешь теперь? — вплёлся женский голос. — Думаешь, выйдет перевалить этот груз на других? Не выйдет, Бруно.
— Да что ты нудишь, Ткачиха! Его на Свалку шваркнули, а мы все знаем, что там за житьё. И баба его знала, и этот, что другом звался, тоже знал. И что, маялись они совестью? Да ни на вот столечко! Спелись за его спиной, вот и пора ответ держать, всё по чести. А этот-то, за юбку прятался, бабу вперёд себя вытолкал...
— Умолкни, дурень! Если б Магда знала, что ещё свидятся, может, и ждала бы. Вы вот сами-то больно стали бы кого дожидаться со Свалки? Скажите, а?
Все притихли ненадолго, и стало слышно, как далеко позади, на оставленной улице, надрывно кричит женщина.
— Во, слышите? — сказал один из калек. — А если эти против нас пойдут теперь? Их же больше. Тут и Рафаэль не защитит,
— Чего разнылся, как дитя! Пусть попробуют только.
— Не бойся, Тед! — почти нежно произнесла крылатая. — Вы все, ничего не бойтесь. Скоро уже никто не осмелится нас тронуть.
Дома, наконец, расступились, будто бы неохотно. Последние стояли кривовато, выбились из общего ряда, не желая возвращаться в строй. Они были ближе к платформам, где спали лодочки, чем к своим простеньким и серым одноэтажным соседям.
Там, на стоянке, три светлых купола уже надулись, стремясь к небу, а четвёртый только поднимался, обретая форму.
— Э-ей! — донеслось от лодок. — Сюда, ребята!
— Заждался, Вилли? — крикнули ему. — А вот и мы!
Калеки ускорили шаг, и Флоренцу пришлось чуть ли не бежать, чтобы не упасть. Крылатая тащила его вперёд, не оглядываясь.
— Этот мне уже всё пояснил, — радостно сообщил Вилли, кивком указывая вниз. — Теперь не хуже него сумею лодкой управлять, вот так-то!
На палубе лодочки, привалившись спиной к сиденьям, полулежал человек. Он тяжело, с хрипом дышал, и кровь проступила на стягивающей грудь повязке.
— Ты был с ним добр, Вилли? — спросила крылатая, поднимаясь на ступени. — Нужно, чтобы он ещё жил. Чтобы помог вам найти путь туда и назад.
— Ты, Леона, не бойся, я ж не дурак! — рассмеялся её собеседник. — Без ушей, к примеру, преотлично жить можно, и чтобы вести лодку, они не нужны. Так что мы быстро договорились.
Раненый поднял голову, и Флоренц его узнал. Это же Йохан! Лицо совсем белое и искажено болью, жидкие тёмные пряди прилипли ко лбу, на щеке кровь. С ним плохо обошлись, но если он ещё жив, может быть, и Гундольф тоже?
Йохан повернул голову, заметил мальчишку, и взгляд его изменился. Тоже узнал.
— Что, они взяли Эриха? — спросил слабым голосом.
— Нет, — замотал головой Флоренц. — Я один попался.
И выпалил торопливо, боясь, что прервут:
— А что с Гундольфом?
— С кем? — наморщил лоб раненый.
— Ну, с вами должен был лететь...
И вспомнил запоздало, что Гундольф просил не выдавать его имя. А Йохан тоже, видно, вспомнил, где это имя слыхал. Он усмехнулся криво, морщась от боли.
— Вот, значит...
— Почему ты говоришь «попался», Сиджи? — дёрнув за руку, требовательно спросила крылатая. — Ты что, не рад нашей встрече?
— Мне вот другое любопытно, — сказал один из калек, что стоял у борта. — Наш маленький дружок откуда-то знает Эриха и вот этого. А ещё, Леона, разве та записка, что ты нашла в доме на горе, не была подписана дурацким именем «Гундольф»?
У Флоренца стало так холодно внутри, как не было ни разу, даже когда он нырял в зелёную глубину на спор с самим собой, пытаясь достать до дна.