Нетерпеливые
Шрифт:
Она продолжала. Я слушала, как она защищает «род Абделазизов», словно свой собственный. Она одна с какой — то ребяческой наивностью сохранила память о прошлом, которое с приходом Леллы все остальные стремились отвергнуть. Еще я понимала, что такое поведение Тамани — не что иное, как попытка взять реванш над тем, кто был «хозяином», над родом, которому служила ее семья и она сама… На моих глазах жизнь колдуньи наполнялась волнующим меня смыслом.
Но я вернула беседу в нужное русло.
— Я одного не понимаю: утром ты приходишь и говоришь, что если я, дескать, хочу увидеться
— О, у меня есть оружие! — воскликнула она с хитрым блеском в глазах. — Во-первых, для того, чтобы ты могла выйти, мне достаточно сказать об этом Лелле. Это перед другими она меня высокомерно презирает, обращается со мной, как со старой шелудивой дрянью, с которой честной женщине и говорить-то не пристало… но на самом деле она боится меня. Мне достаточно захотеть, чтобы она кинулась делать то, что я скажу, даже если ей это совсем не по душе…
— Допустим, она согласится. Но какой тебе интерес толкать меня в объятия другого мужчины, не твоего брата?
— Главное — это чтобы ты не вышла замуж за Салима аль-Хаджа. Большего я не прошу. Ты же знаешь, я нетребовательна. Я хочу для своего брата девушку из хорошей семьи, которая позволит ему иметь приличные связи… Вот и все. К тому же кому, кроме меня, будет интересно копаться в том, чем ты занималась до замужества?..
— А кто тебе сказал, что я не выйду за Салима? Мне достаточно немного терпения: подождать год…
— За год он может передумать, — мечтательно произнесла Тамани. — А если не передумает, то в дело вмешаюсь я. Раз я могу заставить Леллу выпустить тебя сегодня, то почему не смогу заставить ее отказать всем, кто будет за тебя свататься?
— Ты не учитываешь моей воли…
— Да нет, учитываю. И как раз поэтому хочу помочь тебе сегодня. Ты слишком умна, чтобы, когда придет время, не понять, в чем твоя выгода… Ну а в качестве последнего средства, — продолжала она, понизив голос, — того, что я знаю о твоей мачехе, достаточно, чтобы отбить у мужчины всякую охоту породниться с этой семьей. Тем более что ты совершила неосторожность познакомиться с ним на улице… Об этом последнем средстве я рассказала тебе, чтобы показать свою силу. Но я бы предпочла, чтобы ты сама сделала выбор. Открывать правду всегда опасно.
Я посмотрела на нее пристально, но без ненависти.
— Я выйду и без твоей помощи.
— Как же это?
Она повысила тон; она понимала, что слишком легко уверовала в свою победу.
— Я просто-напросто спрошу разрешения у Леллы. Я скажу ей, зачем мне надо выйти. Лично я не боюсь говорить правду.
— Зато другие боятся. Они заткнут тебе рот, можешь не сомневаться…
Лицо ее исказилось. Склонившись ко мне, она пыталась меня переубедить, она почти умоляла меня. Я чувствовала себя спокойной.
— Нет, Тамани. Все, что хотела, я делала, не обращая внимания на других. Так и сейчас: я сделаю это, выкрикнув им в лицо то, чего они боятся… Гебе не дано этого понять — ты из другого мира.
— Из мира, в котором правда доверена мне. Вот только я цежу ее по капле, и этого-то они
— Да, из мира, от которого женщин в конечном счете оберегали. От них требовалось так мало; они не должны были быть ни добродетельными, ни целомудренными — только честными. Но настанет день, когда надобность в тебе отпадет. Ты из мира, где, боясь малейшего риска, на все требовали доверенность. Твоя роль никому не нужна. Ты бессильна против меня, а вскоре будешь бессильна и против всех… Тебе конец.
— Нет! — вскричала она, уловив в моих словах лишь то, что она уже якобы не нужна. — Нет. Я здесь для того, чтобы все оставалось скрытым. Я здесь для того, чтобы предотвратить скандал.
— Скандал — в самом этом стремлении его избежать! — воскликнула я, и тут вдруг наступила тишина.
Я слышала ее дыхание, тяжелое, как у борца… Она спросила в последний раз, уже с угрозой:
— Так ты отказываешься?
— Отказываюсь. Я пойду к Лелле.
— Она ответит тебе «нет», потому что боится.
— Лелла действует не из страха. Она прямая, гордая, она…
— Она из страха играет праведницу, — отчеканила Тамани.
— Нет. Я не верю этому. Я не хочу этому верить! — воскликнула я. — Во всяком случае, я должна сама в этом убедиться.
— Как тебе угодно! — Она поднялась, стараясь скрыть разочарование, от которого только что срывалась на крик. — Я не теряю надежды… Сама прибежишь ко мне.
— Нет, — сказала я. — Никогда…
Я отвернулась от нее. Со двора доносились стоны Лла Айши. Должно быть, очередной приступ. Зухра бросила свою работу; я услышала, как она побежала, принялась звать Зинеб. Тамани не задержала вся эта суета. Она вышла.
Я встала. Лучше, чтобы все домочадцы были у изголовья умирающей, когда я пойду к Лелле. В тишине я слышала, как билось мое сердце: я слишком хорошо знала, что сейчас причиню ей зло.
* * *
— Лелла, — тихонько позвала я, войдя в комнату. — Лелла, я через несколько минут уйду. На встречу с Салимом. Завтра он уезжает, на целый год… срок, который ты установила сама. Я хочу провести этот день с ним.
В полумраке я услышала, как она подходит. Она оказалась передо мной. Я посмотрела ей прямо в глаза. Она выдержала мой взгляд, только голос ее прозвучал отчетливей, чем обычно:
— Ты это серьезно?
— Очень серьезно, — ответила я, внезапно загрустив. — Мне надо его повидать. А говорю тебе об этом потому, что устала от лжи.
— Ты никуда не пойдешь.
— Нет, пойду, и ты это прекрасно знаешь. Днем придет Фарид. Скажешь ему все, что захочешь. Я предпочла бы — правду…
— Ты делаешь это нарочно, — сказала она, сдерживая гнев. — Ты ищешь скандала…
— Нет! — резко перебила я, начиная дрожать от ребячьего чувства учиняемой несправедливости. — Нет! Я пришла к тебе вовсе не для того, чтобы подражать тебе, вызвать на ссору… Остановившись на мгновение, я продолжала уже мягче, усталым тоном: Тебе не следовало разрешать Тамани подниматься сюда. Ведь ты во всеуслышание объявила, что она больше сюда ногой не ступит. Зачем же разрешила ей прийти ко мне? Почему ты боишься поставить ее на место?