Нетипичный маньяк
Шрифт:
Позвонила Настя:
– Привет, Викуля! Как дела? Представляешь, таким алкашом оказался, просто жесть! Вот гад! А говорил, вообще не пьет! Cобирались в гости к моей родне на днюху, так эта сволочь запила. Облевал меня всю, представляешь?! То, сиреневое бархатное платье в котором я хотела пойти на Новый год. Вот сука! Бездарь поганый! Да пошел он! И денег у него нет! Никому его тупая мазня не нужна. А я еще хотела очерк о нем написать на разворот! Вот тварь!
Вика вздохнула. Хорошо, что у нее нет любовника и проблем нет...
Иван Сычев наточил ножи, нарубил дров. Сходил в магазин: мать любила пить чай с конфетами. Там встретил Нюрку, сдержанно поздоровался. Как она постарела, какая-то облезлая стала,
Он вспомнил свою покойную жену, разбитную, бойкую Ирку. Жаль, больная оказалась, а так веселая была и алиби, не моргнув глазом, подтвердила, иначе бы его второй раз посадили вместе с ее братом-отморозком Генкой. О детях она и слышать не хотела, а когда забеременела, избавилась без сожаления. Зачем, мол, лишние хлопоты, для себя надо жить! Одно слово, городская... Какими же дураками они тогда были! Молодость, молодость... Иван вздохнул. Уже старость на носу, а словно и не жил... Женился бы на Нюрке и совсем по-другому бы жизнь сложилась. И Женька с Ванькой могли бы быть его детьми. Не судьба... По хозяйству-то он и сам себе все сделает, а если когда понадобится баба, можно на ночь и к Ерофеихе наведаться, баба безотказная, как «Калаш»... Сыч усмехнулся.
Человек напарился в бане, тщательно ополоснулся пахнущим фиалками теплым отваром, вымыл им же голову. Благодать! Надел чистую одежду, в которой всегда ходил «на охоту». Рубаха и штаны были тщательно постираны и тоже прополосканы настоем из корней ириса. Кажется, этот запах вводит в заблуждение собак или раздражает им нос, что-то такое. Свежие корни не годились, только тщательно просушенные. Те, которые он подобрал у дома Грачихи, лежали теперь тщательно разложенные для просушки. Впрочем, для него эта банная процедура давно стала традицией. Вернулся в дом, посмотрел в зеркало и остался доволен: кожа порозовела, глаза заблестели. Настроение было отличное, приподнятое, как перед парадом. Он даже замурлыкал бодрую мелодию. Так было всегда в такие дни... Вначале он долго колебался между двумя потенциальными жертвами. Одна привлекала сильнее, с другой было проще справиться. Теперь жертва намечена, план тщательно продуман, неожиданностей быть не должно. В случае осложнения действовать по обстановке. Маньяк готовился выйти на тропу.
Ерофеиха пила чай с яблочным пирогом. За окном накрапывал дождь. Пока небольшой, но к ночи разойдется... Забрехали собаки. Ей показалось, что у забора мелькнула какая-то тень. Не иначе как поганец Ванька снова за яблоками пожаловал, приглянулись они ему, как же «белый налив», ни у кого таких в деревне больше нет. А во всем виновата эта городская выскочка, ишь, защитница выискалась... Начинается с малого, а потом пусть не удивляются, если Ванька в тюрьму загремит, как ее папаша когда-то. Надо обязательно Нюрке с Колькой рассказать про яблоки.
Ерофеиха накинула мужнин армейский плащ с капюшоном, выменянный еще в лихие девяностые на городском рынке за мясо у какого-то военного, взяла на всякий случай скалку и вышла во двор. Огляделась. Никого... Померещилось, видать. А может, поганец струхнул и удрал. Ерофеиха вернулась в дом. Снова села чаевничать. Эх, скучища какая. Хоть бы Сыч зашел, что ли... Или еще кто.
Вот и вечер! Грачиха после трудового дня налила себе «с устатку» из высокой, еще дедовой четвертной бутыли. Закусила соленым огурчиком с сочной помидоркой, нежным слоистым сальцем, аппетитно пахнущим чесночком, сочным зеленым лучком да свежей шанежкой с картошкой. Собаки во дворах лениво перебрехивались: кто-то проходил мимо. Глянула в окно: шел дождь. Не сидится людям дома в такую погоду!
Посмотрела
Перевела взгляд на свадебную фотографию, где она в фате, совсем молоденькая с Гришкой, белозубым, чубатым, бровястеньким.
Добавила еще немного для настроения. Жаль, Касьяниха в отъезде. Вдвоем-то веселее, да и огурцы с солеными грибками и квашеной капусткой у нее вкусные неимоверно, плотные, хрустящие, у нее самой так не получается. И картошка у Касьянихи рассыпчатей получается, хотя сорт тот же самый. Грачихе показалось, что она услышала какой-то шум. Прислушалась. Нет, померещилось. Дождь, ветер. Может, ветка у яблони сломалась? Пойти посмотреть, что ли? А, неохота мокнуть. И завтра поглядеть можно, не к спеху. На всякий случай выглянула в окно. Какая-то тень мелькнула на мгновение у забора между деревьями. Не иначе, как к Ерофеихе опять какой-то кобель потащился. Кто именно это был, ей, к величайшему сожалению, рассмотреть не удалось. Ладно, живые же люди, она тоже по молодости тоже своего не упускала... Достала толстый семейный альбом в зеленой бархатной обложке и погрузилась в воспоминания, время от времени добавляя понемногу из бутыли.
Человек шел убивать. Улыбнулся в темноте. Он любил дождь. Дождь смывал все следы. Любил грозу, которая напитывает организм энергией, необходимой для дела...
Ничтожная жизнь этих бесполезных сознаний зависела лишь от его воли. Жить или умереть - здесь решал он... Капли дождя текли по лицу, приятно охлаждая кожу. Человек высунул язык и ощутил вкус дождя. Скоро, уже совсем скоро...
Человек остановился у калитки. Вот и пришел. Его выбор пал на этот дом только из-за отсутствия собаки. Человек улыбнулся. Это должно произойти сейчас. Он почувствовал охотничий азарт, нетерпение, знакомую дрожь в пальцах. Даже подвигал ими, разминая, словно пианист. Правда, на пальцах были перчатки. Спокойно, сказал он себе, не торопись. На несколько мгновений прикрыл глаза. Облизнул сохнущие губы. Поправил капюшон. Постучал в дверь. Игра началась.
Грачиха обвела комнату мутным взглядом. Остановилась на портрете детей, там сын и дочь еще совсем маленькие. Все, все у нее отняли, даже детей! Они с прошлого года жили в городе у бездетной старшей сестры и мать не навещали. Грачиха вздохнула. Ну, ничего, придет еще наше время...
Взгляд снова наткнулся на высокую «кулацкую» бутыль, доставшуюся еще от прадеда. Вот ведь делать умели, сколько раз роняли, за сто лет не разбилась! Не то что теперь... Длинная рука Грачихи невольно потянулась к вожделенной бутыли, крепко ухватила узкое горлышко. Расплескивая мутноватую жидкость, налила в стакан. Выпила и даже крякнула от удовольствия. Занюхала кусочком шаньги. Да, хороший самогон получился!
Ерофеиха взяла последний кусок пирога, налила свежего чаю. Раздалась бодрая мелодия: звонила дочь из Якутии. Поболтали, но недолго: с такими тарифами можно и без штанов остаться. Танюхина беременность проходила хорошо. Женщина доела пирог, допила чай, смахнула крошки со стола. Пора спать: в деревне ложатся рано. Подошла к кровати, проверила: топор лежал у изголовья. Скинула цветастый байковый халат, натянула просторную ночную сорочку и легла в постель. Через пять минут Ерофеиха уже храпела.