Нетопырь

Митюгина Ольга

А я…я позволила своей детской мечте о чуде распахнуть во мне ворота во Тьму. Мрак мудр и безграничен, он знает самые мельчайшие наши желания, самые потаенные наши мечты — и заманивает нас ими…как могла светлая детская мечта о сказке и добрых феях толкнуть меня на дорогу немертвых? Погубить мою душу?.. И чем Тьма обольстила моего брата, лучшего из людей?..

Как опасно мечтать всем сердцем. И как непростительно взрослому человеку поверить в сказки…господи, вот и финал.

Я прощаюсь с солнцем, я прощаюсь

со своим отражением…я понимаю, что предала мужа…и моя душа вечно будет заточена в бессмертной оболочке под грузом Тьмы…как заточила смерть в глазах той рыси боль и страх.

Есть ли спасение? Есть ли оно еще у меня?.. Или я навеки погублена?

Я сама погубила себя, Карл давал мне выбор! Только себя должна я винить за немереную глупость!

Я потеряла своих детей, я виновата перед семьей…

Дети…неужели я никогда больше не смогу даже погладить их по головам?.. Неужели они теперь будут бояться меня?.. И Констан…неужели в его глазах я смогу увидеть лишь отвращение? Я этого не вынесу!

Я всех променяла на Карла, но сможет ли даже он принять меня другою?.. Он сам говорил, что-то во мне открыло дорогу Мраку… Я не сержусь на брата: он — единственный, кто у меня остался…и да будет так. Я приму то темное чудо, к которому стремилась, я приму его радостно, потому что часть моей души до сих пор тянется к нему…но, если есть возможность спасти мою душу, я буду молить об этом бога и Констана…кажется, он просыпается.»

— Ниже, сударь, запись другой рукой. Рукой Констана. Читать?

Лайнелл лишь молча кивнул.

«Позже.

Я сам не свой. Не смею читать ее дневник. Некогда, в Святой Земле, я не пугался стать лицом к лицу с отрядом сарацин, здесь же боюсь прочитать строчки, написанные моей женой. Я виноват перед нею, виноват страшно: я не уберег ее, я оскорбил ее, моя несдержанность погубила ее отца…удивительно ли, что бог попустил этому чудовищу-вампиру отобрать у меня мою Лизетт, самое дорогое, что было у меня в этой жизни?

К счастью, Карл не погубил ее душу: Лиза раскаивается, сегодня утром она со слезами молила меня о прощении, молила не покидать ее и отпевать после смерти.

После смерти…моя Лизетт! Как же так? Как я не уберег ее?.. Горло перехватывает. Быть такого не может! Неужели там, на постели, чудовищно исхудавшее существо — и есть моя красавица Лиза?

Покарай меня боже, это я не уберег ее. Я оттолкнул ее. Дьявол силен, и я сам своей грубостью толкнул Елизавету в его сети. Как мне вымолить прощение?..

Она уснула на секунду. Просила не оставлять ее.

Перед собой я могу сознаться: я боюсь. Страшно боюсь, ведь я не смог справиться с силой ее брата, я позволил себя усыпить! Нет мне прощения, Лиза, нет мне прощения под этими небесами, и не знаю, будет ли за ними, там, где обитель вечного света. Там, где, надеюсь, наши души смогут повстречаться.

Возможно, лишь огонь чистилища смоет наши чудовищные, но невольные грехи, но что, какое испытание готовит нам всемилостивейший

творец, прежде чем мы снова сможем обрести друг друга? Не могу поверить, что потерял тебя навеки, моя Лизетт. Ты почти так же дорога мне, как спасение. Как душа моя. Ведь ты ее часть, Лизонька… Любимая моя.

Господи, молю тебя, не дай ей умереть, не дай ей оставить меня! Позволь нам обоим искупить наши вины перед тобой.

Вечером.

Лиза проснулась. Бедняжка беспокойна, мечется по постели и умоляет ее не оставлять. Я кричу, чтобы в замке закрыли окна, все щели замазали святыми облатками: я не должен оставлять надежды спасти ее. Не должен! Чудовищный это грех — потерять надежду. Хотя порою она мучительна. Недаром ее называют одним из испытаний этой земли, но отчаяние, от которого она спасает наши души — не испытание, это — прямая дорога к погибели. И да спасет меня надежда, любовь и вера. Да приведут они меня к мудрости.

Только свечи горят…Лиза, Лиза, не оставляй меня.

Она не выпускает из рук крест. Не отпускает меня далеко от себя. В замковой капелле молятся…даст бог, мы спасем Лизоньку.

Ее душа, надеюсь, уже спасена.

Боже, не отбирай ее у меня. Прошу, не отбирай…мы осиротеем без нее. Пожалей ее, если не ради меня, так ради наших детей…они — наша общая радость, но Лиза — свет сердца моего…господи…

1 августа, 2 часа пополуночи.

Умерла моя жена, баронесса Елизавета Попрушнек.

2 августа.

Отпевают. Не могу отойти от гроба. Священник пытался меня увести насильно, чтобы я поел или поспал. Не могу. Оставьте меня.

Вечером.

Святой отец прав, когда называет меня себялюбцем. Я совсем забыл о детях, которым так же тяжело, как и мне. Я разделяю с ними потерю нашей дорогой Лизетт. Когда они рядом со мной, мое несчастье кажется мне не столь чудовищным: в их чертах смешались мои — и ее, света моего… Отныне в них я буду любить и ее тоже.

Нет ничего глубже мудрости твоей, господи, и нет ничего выше твоего милосердия.

В память о ней я должен быть сильным, я должен заменить им мать. Целый вечер я провел с ними. Уложил в кроватки, над каждой повесил крест…мы плакали вместе.

Ночью снова спущусь в капеллу, к Лизетт. Ночи принадлежат нам с ее душою…

3 августа.

Похороны сегодня. Гроб отнесут в склеп. Закроют крышкой. Отнимут Лизетт у меня…нет, грех так говорить. Там, в гробу, нет ничего, что можно любить. Там пустая оболочка, труп, который должен сгнить. Ее душа уже далеко…она сама далеко, она оставила нас. А тело — всего лишь бессмысленное тело. Худо, коль без души оно восстанет…но быть такого не может. Брату не удалось погубить Лизетт, она покаялась перед смертью…