Неугомонный
Шрифт:
Валландер спрятал блокнот в карман куртки. Он не записал ни слова. Записывать оказалось нечего. Он знал так же мало, как до прихода сюда.
Валландер поднялся. Однако Ханс не встал.
— Мой отец… — сказал он. — Значит, он звонил? Жив, но не хочет показаться на глаза?
Валландер опять сел. Гитариста внизу уже не было.
— Звонил именно он, без сомнения. А не кто-то, кто имитировал его голос. Он сказал, что с ним все в порядке. Объяснений своему поступку не дал. Просто хотел, чтобы вы знали: он жив.
— Он действительно не сообщил, где находится?
— Нет.
— Какое у тебя было ощущение? Он где-то далеко? Звонил со стационарного телефона или с мобильного?
— Не могу сказать.
— Не можешь или не хочешь?
— Не могу.
Валландер снова встал. Они вышли из стеклянной комнаты. На сей раз дверь той переговорной была закрыта, но изнутри по-прежнему доносились громкие голоса. В холле
— Я сумел помочь? — спросил Ханс.
— Ты был искренен, — ответил Валландер. — Это единственное, чего я могу желать.
— Дипломатичный ответ. Стало быть, я не оправдал твоих надежд.
Валландер смиренно развел руками. Стеклянная дверь открылась, он вышел, махнув на прощание рукой. Лифт бесшумно доставил его вниз. Машина была припаркована на боковой улице, возле Конгенс-Нюторв. Жарко, он снял куртку и расстегнул рубашку.
Внезапно, ни с того ни с сего, у него возникло ощущение, что за ним наблюдают. Он оглянулся. Улица кишела народом. Ни одного знакомого лица не видно. Метров через сто он остановился у витрины, рассматривая дорогую дамскую обувь. Искоса посмотрел назад, в ту сторону, откуда пришел. Какой-то мужчина стоял, глядя на свои часы. Потом перебросил плащ с правой руки на левую.Валландеру показалось, он видел этого человека и когда оглянулся в первый раз. Опять перевел взгляд на витрину. Мужчина прошел мимо у него за спиной. Ему вспомнились слова Рюдберга: Вовсе не обязательно постоянно находиться позади того, за кем следишь.Можно идти и впереди. Валландер отсчитал сотню шагов. Снова остановился, глянул назад. На сей раз никто не привлек его внимания. Человек с плащом исчез. Подойдя к машине, он оглянулся еще раз. Повсюду, куда ни глянь, совершенно незнакомые люди. Валландер тряхнул головой. Наверно, почудилось.
Он снова проехал по длинному мосту, сделал остановку у придорожного ресторана «Папашина шляпа», а оттуда направился прямиком домой.
Едва он вышел из машины, память вдруг отключилась. Он стоял с совершенно пустой головой, держа в руке ключи. Капот у машины горячий. И его вновь охватила паника. Где он был?Юсси лаял и скакал за загородкой. А он смотрел на собаку, пытаясь вспомнить. Смотрел на ключи от машины, на саму машину, будто ожидая от них ответа. Без малого десять минут кошмара — и спазм отпустил, он вспомнил, чем занимался. Стоял, насквозь мокрый от пота. Плохо дело, подумал он. Надо выяснить, что со мной творится.
Он достал из ящика почту, сел в саду за стол. Все еще не опомнившись от шока, в какой поверг его новый приступ амнезии.
Лишь позже, накормив Юсси, он обнаружил среди газет письмо. Без имени и адреса отправителя. И почерк незнакомый.
Вскрыв конверт, он увидел, что написано письмо от руки и прислал его Хокан фон Энке.
35
Письмо было отправлено из Норрчёпинга, и текст его гласил:
В Берлине проживает некий Джордж Толбот. Он американец и раньше работал в посольстве в Стокгольме. Бегло говорит по-шведски и считается экспертом по взаимоотношениям Скандинавии и Советского Союза, а ныне России. Я познакомился с ним еще в конце 1960-х, когда он впервые приехал в Стокгольм и неоднократно сопровождал тогдашнего военного атташе Хотчинсона на приемах и во время визитов, в том числе в Бергу. У нас установился хороший контакт, он и его жена играли в бридж, мы начали общаться. Мало-помалу я понял, что он связан с ЦРУ. Однако он никогда не пытался выманить у меня информацию, разглашать которую я был не вправе. Примерно в 1974-м, а возможно, несколькими годами позже, его жена Мерилин заболела раком и вскоре умерла. Для Джорджа это стало катастрофой. Они с женой были привязаны друг к другу чуть ли не больше, чем мы с Луизой. Он все чаще заходил к нам домой, почти каждое воскресенье, а то и в будни. В 1979-м его перевели в дипломатическое представительство в Бонне, и после выхода на пенсию он остался в Германии, только переехал в Берлин. Разумеется, очень может быть, что он, так сказать «попутно», до сих пор оказывает своей стране некоторые услуги. Однако мне об этом ничего не известно.
Последний раз я говорил с ним по телефону в декабре. Ему уже 72, и все же ум у него по-прежнему необычайно живой. Он совершенно уверен, что холодная война отнюдь не закончилась. Когда рухнула советская империя, несомненно, произошла революция, во многом не менее драматичная, чем события 1917 года. Но, по мнению Джорджа, имело место лишь кратковременное отступление, кратковременное ослабление. И нынешнее развитие, как он считает, подтверждает его вывод, что Россия, набирая силу, будет предъявлять все более высокие требования к своему окружению.
Валландер положил письмо на кухонный стол. Хорошо, конечно, что Хокан фон Энке изъявил желание помочь. Но письмо ему все же не понравилось. Снова вернулось ощущение, будто он что-то упускает. Перечитал письмо, медленно, как бы осторожно продвигаясь по минному полю. Письма надо истолковывать,однажды сказал Рюдберг. Необходимо знать, что делаешь, особенно если письмо может оказаться важным для расследования преступления. Но что можно истолковать здесь? Что написано, то и написано. Валландер перебрался от кухонного стола к компьютеру, зашел в Google, поискал имя Джордж Толбот. Таких нашлось несколько, но ни один не подходил. Просто чтобы долбануться головой в стену, добавил в поиск «CIA», сиречь «ЦРУ», и, к своему удивлению, получил Международную ассоциацию аккордеонистов. Но только не Центральное разведывательное управление.
Оставив компьютер, он измерил свой сахар и на сей раз остался не слишком доволен результатом — 10,2. Высоковат. Опять снебрежничал с приемом метформина и с инсулином. Ревизия холодильника показала, что в ближайшие дни необходимо пополнить запас лекарств.
Каждый день он принимал не меньше семи разных таблеток — от диабета, от давления и для снижения холестерина. Ему это не нравилось, ощущалось как поражение. Многие из его коллег вообще никаких лекарств не принимали, по крайней мере так они говорили. Рюдберг в свое время пренебрегал всеми химическими препаратами. Даже таблетками от головной боли, которая частенько его донимала. Каждый день мой организм наполняется массой химических веществ, о которых я, собственно, ничего не знаю, думал он. Я верю врачам и фармацевтическим компаниям, не подвергая сомнению то, что они мне прописывают.
Даже Линде он не рассказывал про все свои склянки. И про инъекции инсулина она тоже не знала. А поскольку она лазила в его холодильник, он спрятал лекарства за банками с манговым чатни, [30] к которым она никогда не прикасалась.
Он еще несколько раз перечитал письмо, так и не обнаружив ничего особенного. Ничего между строк Хокан фон Энке ему не сообщал.
Около семи неожиданно заявился ближайший сосед, Улофссон. Пахло от него комбикормом. Мужчина крупный, только беззубый, будто на самом деле хоккеист, а не сконский фермер. Пришел он по поводу клочка земли, который принадлежал Валландеру и никак не использовался, — нельзя ли его арендовать? Улофссон собирался подарить пони внучке на день рождения, и до следующего года ему нужно небольшое пастбище. Валландер конечно же сказал «да» и от денег наотрез отказался. Они и без того частенько выручают его с Юсси. Улофссон любил поговорить, и Валландер понял, что без чашки кофе он не уедет. Потолковали о погоде, о ветре, о сбежавших бычках. Улофссон принялся с любопытством расспрашивать о разных преступлениях, про которые читал в «Истадс аллеханда». Лишь около десяти он наконец оторвал свое грузное тело от стула и вышел к своему трактору. На прощание они скрепили рукопожатиями уговор насчет пастбища. Валландер до смерти устал, когда вернулся в дом. Письмо Хокана фон Энке все еще лежало на столе. Он снова начал читать, но на середине бросил. Зря он ищет то, чего там нет.
30
Чатни — густой фруктово-овощной индийский соус.
Ночью ему снился отец. Стоял посреди участка, который он предоставил Улофссону, и поглаживал свой мольберт, будто коня.
В начале восьмого, когда он только-только встал, зазвонил телефон. Кому, кроме Линды, подумал он, взбредет на ум звонить в такую рань, особенно сейчас, когда он в отпуске. Снял трубку.
— Кнут Валландер?
Голос был мужской. Шведский звучал безупречно, и все же Валландер уловил очень легкий акцент.
— Полагаю, вы Джордж Толбот, — сказал Валландер. — Я ожидал вашего звонка.
— Давай на «ты». Я — Джордж, ты — Кнут.
— Не Кнут. Курт.
— Курт. Курт Валландер. Вечно я путаю имена. Когда ты приедешь?
Вопрос удивил Валландера. Любопытно, что Хокан фон Энке написал Толботу?
— Вообще-то я в Берлин не собирался. Только вчера получил письмо, из которого узнал о твоем существовании.
— Хокан написал, что ты готов приехать сюда.
— А почему ты не приедешь в Сконе?
— У меня нет водительских прав. А самолет и поезд наводят скуку.