Неукротимый голод
Шрифт:
Он открыл глаза и взглянул на Шей, которая шла рядом с ним, держа свою левую руку в его правой. Другую руку она держала под животом для поддержки, он заметно увеличился за месяц, прошедший с тех пор, как Урганд провел первое медицинское сканирование. Детёныш рос. Время быстро приближалось. Она достаточно скоро родит, его возбуждение и тревога возрастали с каждым часом.
Он посвятил себя тому, чтобы стать родителем для этого детеныша, и ничто не заставит его отказаться от этого. Он только надеялся, что будет достойным отцом.
— Здесь настолько
Драккал пожал плечами, обводя взглядом сверкающие здания, ухоженные сады и бесчисленных пешеходов в разнообразной одежде.
— На самом деле никогда не было для этого причин.
— Не было причин? Здешний воздух — достаточная причина, — она закрыла глаза и медленно вдохнула. — Это так сладко, что я могла бы взять ложечку и съесть на десерт.
Взгляд Драккала снова упал на нее, и он улыбнулся.
— Я буду иметь это в виду, кирайя. Однако мы должны быть осторожны. Мы не совсем законопослушные граждане.
— Хa! Говори за себя, котенок. Я начала с чистого листа, помнишь?
— Должен ли я напомнить тебе, что первое, что ты сделала, оказавшись на свободе, это ограбила меня?
Она улыбнулась ему.
— Это была самооборона.
— О. Тогда без проблем, — он перевел взгляд на ее живот. За последние несколько недель она часто хватала его за руку и прижимала к нему, чтобы он мог почувствовать, как детеныш внутри шевелится и лягается. — Как ты себя чувствуешь? Спазмы прошли?
Она положила руку на живот.
— Они приходят и уходят, одни сильнее других. Но я в порядке. Урганд сказал, что это нормально для людей на таком сроке.
Было это нормально или нет, Драккалу это не нравилось. Дискомфорт Шей в последнее время только усилился, и беременность явно повлияла на нее во многих отношениях. Ей было уже не так легко двигаться, как при их первой встрече, она часто казалась усталой и изо всех сил пыталась найти удобное положение в постели, как бы они ни двигались — или сколько разных подушек и одеял он ни раздобыл бы, чтобы помочь ей улечься. И он ничего не мог с этим поделать. Он ненавидел это чувство беспомощности, ненавидел то, что его пара страдает, и то, что он ничего не мог сделать, чтобы уменьшить ее страдания.
За последние несколько дней она привыкла постоянно ходить, даже когда в остальном выглядела измученной.
Шей встала перед ним, заставив остановиться, и подняла руку, чтобы обхватить его подбородок.
— Ты плохо умеешь скрывать свои мысли.
Драккал нахмурился.
— По вашим с Арком словам, я просто все время выгляжу сварливым.
— Горячий ворчун, — ее губы растянулись в широкой дразнящей улыбке. — Сексуальный ворчун.
Он посмотрел ей в глаза, и тепло разлилось по поверхности его кожи. Хвост взмахнул и коснулся внешней стороны ее ноги.
— Я просто хотел бы сделать для тебя больше, кирайя.
Ее улыбка смягчилась, и она провела большим пальцем по его щеке.
— Ты уже все делаешь,
— Всего никогда не будет достаточно, — сказал он, не в силах сдержать улыбку на губах, он знал, что она считает подобные сантименты глупыми, но это была правда. Он никогда не был из тех, кто делится своими чувствами — и никто никогда не обвинял его в том, что он плохо скрывает свои мысли, — но в компании Шей это было естественно.
Щеки Шей порозовели. Она открыла рот, чтобы заговорить, но быстро закрыла его, губы были стали бледными и тонкими. Она отпустила его руку и схватилась за живот по бокам, резко втянув воздух.
— Ох. Это было тяжело.
Драккал снова нахмурился. Он положил одну руку ей на плечо, а другой обхватил ее щеку.
— Мы возвращаемся д…
Он замолчал, когда голос — хрипловатый женский голос, который был слишком знакомым — произнес:
— Драккал?
На мгновение прошлое Драккала, растянувшееся на двадцать лет, всплыло на первый план в его сознании. Вся боль, огорчение и душевная мука вернулись, такие же грубые и мощные, как и тогда. Он повернул лицо на голос.
Женщина-ажера ахнула.
— Это… это ты.
Ваня с годами почти не изменилась. Ее мех был тем же ржаво-коричневым, а глаза золотистыми — и такими же холодными, какими они были, когда он видел ее в последний раз. Она была высокой и атлетично сложенной, держалась с уверенностью, которую всегда демонстрировала, такая же естественная, красивая охотница, как и всегда. Даже ее наряд напоминал о днях их молодости — кожаная сбруя сверху, немногим больше, чем серия ремешков и пряжек, пересекающих ее холмики, широкий пояс с подсумками, ножом и бластером, и юбка, сшитая из лоскутов серой ткани и полосок кожи, усиленной тристилом.
Это была та же одежда, которую она, возможно, носила во время одной из их охотничьих вылазок два десятилетия назад.
Старая боль Драккала быстро прошла, но внутри него осталась пустота, вероятно, результат шока. Ему не следовало больше видеть эту женщину, и он не знал, что думать, что чувствовать. Драккал отпустил руку Шей.
— Ваня.
Она улыбнулась и подошла ближе.
— Ты помнишь меня, — промурлыкала она, протягивая руку, чтобы коснуться его лица.
Шей шлепнула Ваню по руке.
— Не прикасайся к нему, черт возьми.
Драккал не видел, как двигалась Шей, но она была там, стояла между ним и Ваней, как маленькая, но ужасно грозная стена, ничуть не менее уверенная в себе, чем женщина-ажера, и бесконечно более красивая.
Ваня на мгновение отшатнулась в удивлении, прежде чем ее черты исказились в оскале. Она зарычала на Шей, обнажив клыки и выпустив когти.
Этого было более чем достаточно, чтобы что-то зажечь в Драккале, то, что он не позволял себе чувствовать к Ване все это время, то, что он должен был почувствовать давным-давно. Ярость. Дело было не только в том, что она сделала, дело было в том, что она делала. Драккал не потерпел бы угроз в адрес своей пары.