Неукротимый
Шрифт:
На борту продолжалось обсуждение деталей предстоящей казни. Пираты часами спорили, склонившись над картой, выбирая островок, наиболее подходящий для наказания предательницы.
Ле Корбье не раз пытался уговорить товарищей изменить приговор, не теряя надежды, что со временем их жестокие сердца смягчатся. Но тщетны, тщетны были его надежды. Приговор остался в силе – смерть от голода и жажды на пустынном острове. Наконец Ле Корбье отступился от них и смирился – дальнейшие попытки уговорить экипаж могли окончиться бунтом. А
Наконец островок для высадки Шайны был выбран – крохотная каменистая скала, торчащая из моря посреди кораллового рифа, в трех днях пути от Нью-Провиденса. Забытый богом, затерянный в просторах Атлантики клочок выжженной бесплодной земли. Ни кустика, ни ручейка. Идеальная могила.
В глубокой задумчивости Ле Корбье стоял на мостике, провожая взглядом тающий за кормой силуэт островов Нью-Провиденс. Он знал, что после казни экипаж нацелен продолжить свой разбойный промысел на просторах океана. Экипаж – да, но вот сам он…
Больше всего Ле Корбье хотелось бросить все и вернуться домой, на Мартинику, где его все еще ждет жена, где живут старые друзья. Неожиданно он подумал, что события последних дней что-то коренным образом поломали в нем. Исчезло нечто неуловимое, необъяснимое словами, что делало его настоящим капитаном, уважаемым членом пиратского братства. Странно, но сейчас Ле Корбье чувствовал необъяснимое отвращение к некогда любимому промыслу и к своим товарищам. Неужели это все от того, что они оказались такими безжалостными, вынося свой приговор женщине, предавшей их друзей?
«Ох господи, господи, – подумал он, покидая мостик и направляясь на нос бригантины, к бушприту. – Все проходит. Пройдет и это. Забудется и сегодняшний день, и лицо прекрасной женщины, которую я обрек на страшную смерть своими руками».
Он вернулся на мостик, взял из рук помощника рулевое колесо и сам провел «Золотую Фортуну» через мелководье кораллового рифа, окружавшего приготовленную самой природой могилу для красивой женщины с серебряными волосами.
Послышалась команда, затем звон цепи. Судно стало на якорь.
Шайну вывели на палубу, и она стояла теперь рядом с Ле Корбье, глядя на узкую полоску прибоя, отделявшую бригантину от крошечного клочка суши.
С борта на воду спустили шлюпку. Сопровождаемый угрюмыми взглядами столпившихся на палубе матросов, Ле Корбье повел Шайну к веревочной лестнице, сошел вместе с нею в шлюпку. Двое гребцов налегли на весла, и она стремительно заскользила к берегу. Выйдя вместе с Шайной на каменистую землю, Ле Корбье заговорил:
– Я ничего не мог сделать, чтобы спасти вас.
– А я и не нуждаюсь в вашей помощи, – холодно ответила Шайна.
– Но я помог бы вам, если бы только
– И все же вы приговорили меня к смерти.
– К смерти – да, – кивнул Ле Корбье, – но не к такой. Смерти вы достойны: я уверен в том, что вы повинны в гибели людей. Нет, нет, смерть вы свою заслужили. Но… – Он еще раз оглянулся по сторонам. – Если бы это зависело от меня, я выбрал бы для вас более быстрый и легкий конец.
– Как вы великодушны, – с издевкой заметила Шайна.
Он сочувственно посмотрел ей в глаза. Право слово, жаль, что такой красавице выпало погибать так ужасно – от голода и жажды на пустынном клочке камня, сжигаемого солнцем. Ле Корбье осуждал Шайну. Чего, спрашивается, она хорохорится? Откуда в ней столько гордости… и силы? Ведь любой здоровенный мужик на ее месте валялся бы сейчас в ногах, умоляя прикончить его на месте, а не обрекать на долгие муки. Но не эта женщина, нет! От этой мольбы о пощаде не дождешься! Ну что ж, тогда он сам проявит к ней снисхождение и милость – насколько это возможно в такой немилосердной ситуации.
Ле Корбье вытащил из-за пояса длинный нож. Рукоятка его потемнела от времени, но лезвие – остро отточенное, с желобками для стока крови – ярко сверкнуло в лучах солнца.
– Возьмите это, – сказал Ле Корбье.
Шайна нервно засмеялась.
– Защищаться? – с издевкой спросила она. – Или охотиться?
Она огляделась. Островок был таким маленьким, что море синело со всех четырех сторон – его не могли скрыть невысокие валуны, торчащие из выжженной сухой земли.
– Вы понимаете, что вас ждет? Голод, жажда, палящее солнце – и ни единого клочка тени вокруг. – Ле Корбье печально покачал головой. – Возьмите нож, не упрямьтесь!
– Чтобы зарезаться? – недоверчиво спросила Шайна. – Вы это имели в виду? О боже!
– Возьмите, – настойчиво повторил он. – Воспользуетесь вы им или нет – ваше дело. Но по крайней мере будете знать, что когда пытка голодом и жаждой станет нестерпимой – у вас есть выход. Быстрый.
Впервые за все дни Ле Корбье заметил на глазах Шайны слезы. Шайна взяла нож дрожащей рукой.
– Спасибо, – прошептала она и спрятала нож в складки платья, чтобы его не заметили наблюдающие за ними из шлюпки матросы.
С борта «Золотой Фортуны» послышались крики – это экипаж торопил своего капитана. Матросам не терпелось поскорее поднять паруса – и вперед, к желанным берегам Нью-Провиденса, где их ждут карты, вино и веселые податливые женщины.
Ле Корбье оглянулся на стоящее в бухте судно, снова перевел взгляд на Шайну.
– Пора, – коротко сказал он. – Прощайте.
Ле Корбье пристально вгляделся в лицо Шайны, словно надеясь навсегда сохранить его в памяти, затем добавил:
– Если станет совсем невыносимо…