Неуютная ферма
Шрифт:
И она ушла.
В кухне на столе уже горела лампа, озаряя свежие розы в банке из-под джема. К банке кто-то прислонил письмо от Чарлза, и на конверте лежали тяжелые, круглые тени роз. Это было так красиво, что Флора мгновение любовалась натюрмортом, прежде чем распечатать письмо.
Погода по-прежнему стояла чудесная; Флора и остальные надеялись, что она продержится до свадьбы Эльфины, назначенной на четырнадцатое июня, когда отмечают день середины лета.
Подготовка к приему была теперь главной заботой Флоры. Она не хотела, чтобы Эльфине и ее брату пришлось краснеть, поэтому отправилась к Рувиму и без обиняков попросила денег на то, чтобы украсить дом и приготовить угощение. Рувиму
– А как быть со старухой?
– Предоставь это мне, – решительно ответила Флора. – Я думаю, как с нею поступить. А пока отправлюсь за покупками. И кстати, обязательно нужны эти венки из живохлебки на портретах? Я боюсь, как бы запах не подействовал плохо на Ранетту и Мириам. Они обе такие возбудимые.
– Не я велел их повесить, а бабушка. Делай что хочешь, кузина Флора. Я буду только рад, если их не станет.
Итак, с его разрешения Флора начала готовиться к приему.
Дни проходили в приятных хлопотах. Флора трижды ездила в Лондон: она заказала себе к свадьбе новое платье, и его надо было мерить. Миссис Смайли собиралась вернуться из-за границы только пятнадцатого июня, так что дом номер один по Маус-Плейс стоял запертый. Джулия уехала в Канны. Клод Харт-Харрис был у себя в Чизвике, куда каждое лето удалялся на месяц, поскольку там-то уж в это время никого знакомых не встретишь. Однако Флора ничуть не скучала без общества. Она обедала в приятном одиночестве.
Между примерками и присмотром за поистине грандиозной генеральной уборкой (первой за сто лет) Флора пристально следила, как идут дела у мистера Клопа и Ранетты. Она думала, что лучше бы им пожениться, но понимала, что интеллектуалы к этому не склонны. И все же ей менее всего хотелось бы увидеть Ранетту с внебрачным ребенком.
Однако мистер Клоп в конце концов сделал-таки предложение. Черт побери, сказал он, Д.Г. Лоуренс был прав, говоря, что между мужчиной и женщиной должно быть нерассуждающее, тягучее, тоскливое, горькое нутряное напряжение, а как его достичь, если не в долгой монотонности брака? Ранетта тут же согласилась и теперь с большим удовольствием выбирала себе кастрюльки. Так что и у них все было хорошо. Они решили пожениться как-нибудь на выходных в Лондонской ратуше, а прием устроить четырнадцатого вместе с Эльфиной.
Долгими летними вечерами Флора сидела в зеленой гостиной, где в открытое окно струился аромат боярышника, и читала «Высший здравый смысл», главу «О сугубой подготовке ума к непоименованным выше обстоятельствам, требующим купно осмотрительности и дерзновения». Она знала, что аббат Фосс-Мегре поможет ей разобраться с тетей Адой. Длинные немецкие и латинские слова были тверды и шершавы, словно египетские монолиты, и, если глубже всматриваться в смысл их слогов, гудящих, будто колокола далекого прошлого, казались застывшими в холодной неопровержимости. Страсть, съежившись, пряталась от них в свое логово, а светлый Разум вместе со своей сестрою, Любовью, склоняли голову, дабы принять венок Счастья.
Тетя Ада совершенно точно была обстоятельством, не поименованным выше. И покуда Флора читала вечер за вечером, в ней крепла уверенность, что это тот самый случай (особо рассмотренный в главе), когда надо смиренно ждать озарения. Книга может лишь подготовить ее к интуитивному прозрению, однако придет оно извне.
И оно пришло в один особенно чудный вечер. Флора на время ужина отложила «Высший здравый смысл» и наугад открыла «Мэнсфилд-парк», чтобы согреться душой.
«Наконец обед остался позади, наступил вечер, и Фанни успокоилась и повеселела…» [33] .
33
Дж. Остен. Мэнсфилд-парк.
И вдруг – словно вспышка молнии! Долгие сомнения, как быть с тетей Адой, исчезли в один миг. За несколько секунд план сложился в голове так четко и подробно, будто все уже произошло. Флора спокойно вырвала из записной книжки листок и написала следующую телеграмму:
34
Фанни Уорд (1872–1952) – американская киноактриса, прославившаяся, помимо прочего, тем, что продолжала выглядеть юной даже в зрелые годы. В 1926 г. открыла в Париже косметический магазин «Источник вечной молодости».
Затем она позвала Нэнси Марка Скорби, пришедшую помогать с генеральной уборкой, вручила ей листок и велела отправить телеграмму.
Покуда Нэнси ясным летним вечером бежала в Воплинг, Флора благоговейно закрыла «Высший здравый смысл». Она больше в нем не нуждалась. Он останется закрытым, пока ей вновь не встретятся непоименованные выше обстоятельства. Спать Флора легла в твердом убеждении, что знает, как совладать с тетей Адой Мрак.
До свадьбы оставалась всего неделя, и Флора надеялась, что Клод быстро исполнит просьбу. На осуществление плана требовалось время, и закончить следовало к свадебному приему.
Клод не подвел. Бандероль доставили аэропочтой в полдень следующего дня. Воздушный почтальон аккуратно сбросил ее на поле вместе с запиской, в которой Клод спрашивал, какая муха укусила Флору на этот раз.
Флора проверила содержимое пакета и убедилась, что все заказанное на месте, тщательно причесалась, надела чистое льняное платье, спустилась в кухню и (было время ленча) попросила миссис Муривей дать ей поднос с едою для тети Ады.
– Вы надорветесь, – запротестовала миссис Муривей. – Он весит полцентнера.
Однако Флора спокойно взяла поднос и под испуганными взглядами Нэнси, Рувима, миссис Муривей, Сью, Фебы, Джейн и Летти разложила на нем номер «Вог», проспекты парижского отеля «Мирамар» и фотографии Фанни Уорд.
– Я отнесу тете Аде ленч, – объявила Флора. – Если я не спущусь к трем, то, пожалуйста, миссис Муривей, принесите нам лимонад. В половине пятого можете подать чай с черносмородинным кексом, который Феба испекла на прошлой неделе. Если меня не будет к семи, будьте добры принести ужин для двоих. В десять мы выпьем теплого молока с печеньем. А теперь я со всеми прощаюсь. Не переживайте. Все будет хорошо.
И медленно, под зачарованными взглядами Скоткраддеров и миссис Муривей, Флора начала подниматься по лестнице, твердо держа перед собой поднос. Они слышали, как ее шаги удаляются по коридору. Затем в прохладной летней тиши раздался звонкий голосок: «Тетя Ада, я принесла вам ленч. Можно войти? Это Флора».
Наступила пауза. Затем скрипнула, открываясь, дверь, и Флора с подносом вошла внутрь.
В следующие почти девять часов никто из сидящих внизу ее не видел и не слышал.
В три, в половине пятого и в семь миссис Муривей поднималась на второй этаж с подносом и всякий раз обнаруживала в коридоре аккуратно составленные пустые тарелки и чашки. Из-за плотно закрытой двери доносился гул разговора, но как миссис Муривей ни вслушивалась, слов было не разобрать. С этой неутешительной вестью она и возвращалась на кухню.