Невероятное паломничество Гарольда Фрая

Джойс Рейчел

В привокзальном кафе было оживленно. Гарольд разглядывал путешественников, отвоевывавших своими чемоданами и рюкзаками каждую свободную частицу пространства между столами и стульями. Ему пришло в голову, не заходила ли и Куини сюда по пути. Он живо представил себе ее, одинокую, в старомодном костюме, с тонкими бледными чертами и решительным взглядом, устремленным прямо перед собой.

Он не должен был тогда отпускать ее вот так, не попрощавшись.

— Простите, — произнес над ним чей-то любезный голос, — это место не занято?

Гарольд рывком перенесся

обратно в настоящее. Слева от него возвышался элегантно одетый человек и указывал на сиденье напротив. Гарольд утер повлажневшие глаза, с изумлением и стыдом обнаружив, что снова расплакался. Он ответил мужчине, что место совершенно не занято, и настоятельно пригласил его занять.

Незнакомец был одет в дорогой костюм и темно-синюю сорочку с маленькими перламутровыми запонками. Сложение он имел субтильное и изящное, а его густые серебристо-седые волосы были зачесаны назад. Мужчина сел, и складки на его брючинах пришлись точно посередине коленей. Он сложил перед собой ладони точно купол стройной колокольни. По виду он был таков, каким всегда хотелось быть Гарольду, — «изысканный», по выражению Морин. Вероятно, Гарольд слишком бесцеремонно его разглядывал, поскольку после того, как официантка принесла чайник с цейлонским чаем (без молока) и подрумяненный гренок, джентльмен прочувствованно вымолвил:

— Расставаться всегда нелегко.

Налил себе чаю и добавил лимон.

Гарольд объяснил ему, что идет к женщине, которую когда-то давно очень подвел. И надеется, что дело не окончится расставанием, он всей душой верит, что она выживет. Рассказывая, он не смотрел в глаза собеседнику, а вместо этого сосредоточил внимание на куске подрумяненного хлеба. Гренок был величиной с тарелку. Растопленное масло на нем напоминало золотистый сироп.

Мужчина нарезал одну половинку гренка ровными длинными ломтиками и стал есть, слушая Гарольда. В кафе было людно и шумно, окна так запотели, что казались матовыми.

— Куини из тех женщин, которых окружающие не ценят. Она была не то, что остальные красотки на пивоварне. Может быть, у нее даже попадались волоски на лице. Нет, не усы, не подумайте. Но все наши над ней смеялись. Обзывали ее. Она на них обижалась.

Гарольд не знал, слушает ли его джентльмен напротив. Он не мог надивиться опрятности, с которой тот клал ломтики в рот и после каждой такой манипуляции вытирал пальцы салфеткой.

— Хотите? — вдруг предложил собеседник.

— Что вы, не надо!

Гарольд заслонился обеими руками, словно обороняясь от угощения.

— Мне вполне хватит и половины. Жаль выбрасывать остальное. Прошу вас, не стесняйтесь.

Седой джентльмен аккуратно выложил нарезанные ломтики на бумажную салфетку, а тарелку с нетронутой половинкой пододвинул к Гарольду.

— Можно вас спросить? — осведомился он. — Вы производите впечатление порядочного человека.

Гарольд кивнул, потому что хлебец уже оказался у него во рту, и невозможно было бы просто взять и выплюнуть его. Он принялся подбирать пальцами потекшее по рукам масло, но оно все равно струилось по запястьям, пятная обшлаг рукава.

— Я

приезжаю в Эксетер каждый четверг. Утром я сажусь в поезд, а к вечеру возвращаюсь. Я встречаюсь здесь с молодым человеком. Мы проделываем с ним разные штуки. Об этой стороне моей жизни никто не знает.

Седой джентльмен прервался, чтобы налить себе еще чаю. Хлеб застрял у Гарольда в глотке. Он чувствовал, что собеседник ищет его взгляд, но никак не мог решиться поднять на него глаза.

— Можно, я продолжу? — спросил джентльмен.

Гарольд кивнул. Судорожным глотком он протиснул кусок в горло, оцарапав миндалины и все, что дальше.

— Мне нравится то, что мы с ним делаем, иначе я не стал бы сюда приезжать, к тому же я очень к нему привязался. Под конец он приносит мне стакан воды и иногда что-нибудь рассказывает. Его речь не слишком совершенна. В детстве он, вероятно, перенес полиомиелит, поэтому слегка прихрамывает.

Тут седой джентльмен почему-то запнулся, как будто хотел побороть что-то внутри себя. Он приподнял чашку, но его руки так дрожали, что, пока он нес ее ко рту, чай выплеснулся через край и пролился на ломтики гренка.

Гарольд отвел взгляд. Он заколебался, не уйти ли, но, поразмыслив, понял, что не сможет. Ведь он съел половину гренка, предложенного собеседником. Но, так или иначе, зрелище чужой беспомощности походило на бесцеремонное вторжение с его стороны, тем более что джентльмен при всей своей элегантности оказался таким сердечным. Гарольд жалел, что тот пролил свой чай, и надеялся, что тот промокнет пятно на гренке, но джентльмен не двигался — просто сидел, видя мокрое пятно и не обращая на него внимания. Его гренок на глазах превращался в кашу.

С видимым усилием мужчина продолжил, медленно выговаривая слова, каждое по отдельности:

— Я облизываю его кроссовки. Это часть нашей игры. Но только сегодня утром я заметил в одном из них дырочку на носке. — Его голос дрогнул. — Мне хотелось бы купить ему новую пару, но я боюсь его обидеть. Однако мне еще более невыносимо знать, что он ходит по улицам в дырявой кроссовке. Он промочит ноги. Что мне делать?

Он с такой силой втянул в себя губы, словно хотел остановить напирающую изнутри лавину печали.

Гарольд молчал. Седой джентльмен на поверку оказался совсем не тем, кем поначалу представлялся Гарольду. Это был его собрат, со своей неповторимой болью, вроде бы без видимых отклонений, и вы ничего такого не заподозрили бы, если бы просто встретились с ним на улице или случайно подсели к нему за столик в кафе и не съели бы половинку его коржика. Гарольд представил себе этого джентльмена на платформе в его шикарном костюме, такого же, как множество ему подобных, каких не перечесть во всей Англии. Люди покупают молоко, заправляют машины бензином, даже отправляют письма, но никто вокруг не догадывается, какой чудовищный груз тайно тяготит каждого из них. Каких нечеловеческих усилий стоит выглядеть нормальным, рядовым элементом непринужденной повседневности. И какое в этом одиночество. Тронутый и притихший, Гарольд подал джентльмену салфетку.