Невероятное происшествие в цыганском таборе

Хох Эдвард Д.

По сравнению с предыдущим днем в «Пилгрим Мемориал» было значительно спокойнее. Доктор Сигер встретил нас в возбуждении, и когда я попросил присутствия доктора Фратера при нашем разговоре, тот немедленно его вызвал.

— Что тут у вас? — спросил Фратер, присоединившись к нам. — Финальная встреча всех подозреваемых, как в детективном романе?

— Что-то в этом роде, — признал я.

Как всегда, шериф Ленс был более прямолинеен.

— Мы успешно задержали цыган, а теперь прибыли арестовать убийцу, — провозгласил он.

— Не совсем так, шериф, — поправил

его я. — В этом деле нет убийцы.

— Хм? — он разинул рот. — Док, вы же пообещали мне…

— Что мы найдем ответы на все вопросы, и именно этим я и намереваюсь заняться. Но убийцы здесь не будет ровно потому, что не произошло никакого убийства. И у нас было два невозможных преступления, только вот ни одного уголовного преступления не было.

— Не было преступления? — спросил Фратер. — Но как же пуля в теле Эдо Монтаны?

— Только если можно назвать преступлением осквернение тела умершего. И я сомневаюсь, что шериф может выдвинуть вам подобное обвинение, доктор Фратер.

Он стоял и смотрел на меня, не говоря ни слова. Наконец заговорил Сигер.

— Что вы имеете в виду, Сэм? — спросил он.

— Мы не должны забывать, что Эдо Монтана побежал из цыганского лагеря именно в больницу. Почему? Потому что он услышал проклятие? Маловероятно, если только он не ощутил неких симптомов вместе с проклятием. Например, боль в груди сразу после слова Романа могла бы напугать его и побудить отправиться за врачебной помощью. И что же он сделал? Бежал десять минут до больницы, наихудшее поведение при начинающемся сердечном приступе. Он добежал сюда, упал и умер — совершенно естественная смерть.

— Но…

— Но перед смертью он упомянул о проклятии, о пуле в сердце, и Авель Фратер решил воплотить его в действительности. Он взял ружье из вашего кабинета, Сигер, и, пока я находился у цыган, выстрелил мертвецу в сердце.

— Там не было раны, — возразил шериф Ленс.

— Я нашел в сердце тонкую деревянную щепку. Я полагаю, Фратер выстрелил сквозь тонкую доску, приложенную вплотную к телу. Это позволило бы решить два затруднения — замедлить мелкокалиберную пулю настолько, чтобы она не вышла со спины, и защитить грудь от частиц пороха, которые обожгли бы волосы и оставили иные следы.

Выстрелив сквозь доску, Фратер оставил лишь крошечное входное отверстие, которое легко замаскировать шпатлевкой телесного цвета или же пудрой. Тело лежало под простыней, и я бросил лишь краткий взгляд на грудь, прежде чем Фратер разрезал ее — проведя скальпелем точно по отверстию, разумеется. Волосатость жертвы тоже позволяла скрыть отверстие.

— Зачем кому-то могло понадобиться совершать подобное безумство? — спросил шериф.

— Пусть он сам расскажет нам об этом. Все ради собственности Хаскинс, не так ли, Авель?

___Его плечи опустились. Возможно, до этого момента он полагал, что я лишь гадаю. Через минуту он произнес:

— Я не нанес никому вреда. Человек уже умер от естественных причин. Но есть судья в Бостоне, который должен решить, дать землю племяннику миссис Хаскинс или больнице. Я только вчера разговаривал по телефону со своим

адвокатом, и он мне сообщил, что судья знает про остановившихся там цыган. Это катастрофично для нашего дела. Он заведомо решит, что в руках Хаскинса, который займется фермерством, земля не будет простаивать и привлекать цыган. Мне нужна эта земля для развития больницы. Выстрелив в грудь мертвеца, я запустил по городу слух о цыганском проклятии. Я рассчитывал, что их либо арестуют, либо с шумом выдворят из Нортмонта, что и произошло. Я обернул ружье в полотенце, чтобы заглушить звук, но двадцать второй калибр шумит негромко. И я использовал доску, как доктор Сэм и говорит.

— Как вы обо всем догадались? — спросил меня Сигер.

— Я исключил все невозможное, как вы и предлагали. А если пуля попала в тело после смерти, то только Фратер имел возможность ее выпустить и спрятать рану.

— А цыганский табор? — хотел знать шериф Ленс. — Он-то как исчез?

— Вопрос в том, когда его не стало, шериф. Роман увел лошадей и повозки стремительно, между нашим вечерним визитом в лагерь и вашим появлением там ночью.

— Но повозки стояли там же! Я их видел!

— Мы видели только силуэты при свете костров. Это были куски картона, вырезанные по размеру повозок. Вероятно, Роман уже пользовался таким трюком, когда попадал в передряги, и я полагаю, что в каждой из повозок есть по картонке на подобные случаи. Несколько цыган остались на месте, следя за кострами и создавая видимость обычной жизни, чтобы дать каравану время скрыться по шоссе. Потом под покровом ночи они просто сожгли картонные силуэты в кострах и перепрыгнули через забор, спеша воссоединиться с караваном. Если вы внимательнее изучите кострища, то обнаружите там остатки картона.

— Будь я проклят! — воскликнул шериф Ленс. — Но вы знали, и где их искать, Сэм.

— Хорошая догадка, я уже говорил. Если они ушли прошлым вечером еще до наступления темноты, то они могли уйти на сотню миль в своих повозках. Монтана и Терес присоединились к ним в Олбани, и я предположил, что они могут вернуться в те края.

Шериф лишь покачал головой.

— Я все равно не могу поверить. Два невозможных преступления, а преступления-то и нет.

— Такое иногда случается, — усмехнулся я.

* * *

Вот так оно и завершилось (закончил доктор Сэм). Доктор Фратер уволился из больницы неделю спустя и уехал куда-то на запад. Цыгана Романа отпустили без предъявления обвинений, когда шериф выяснил, что Стив и Терес к ним так и не вернулись. Беглецы сообщили Роману, что намерены пожениться. Пожалуй, можно сказать, что история закончилась счастливым образом, разве что Рудольфа Романа не слишком обрадовала потеря Терес.

Я смотрю, у нас бутылка закончилась, да и спать мне уже пора. Но приходите ко мне в следующий раз, и я вам расскажу еще одну историю — про то время, когда гангстеры и бутлегеры вели войну на нортмонтских улицах, и даже непостижимое невозможное преступление меркло на ее фоне!