Невеста для чудовища
Шрифт:
— Ничего не хочешь сказать? — кашлянув, спросила я, ожидая хоть какой-то реакции. Пусть наорёт на меня или извинится, или хотя бы спокойной ночи пожелает, лишь бы разрезать эту тягучую тишину и стереть у меня из памяти увиденное. Но он молчал, будто я пустое место.
И тогда я сделала то, чего ещё ни разу в жизни не делала, даже в самые эмоциональные ссоры. Взяла со стола большую узорную тарелку и со всей дури хватила ею об пол.
Глава 15: Осколки
Изумление
— Так, — сказал он, выставляя ладонь вперёд, одновременно успокаивая и загораживаясь, — спокойнее, киса.
— Я тебе не киса! — заявила я, наступая. — И что вообще происходит? Почему я заснула в нормальном доме, а проснулась в каком-то борделе? Какого лешего ты вваливаешься ко мне среди ночи, пьяный, мерзкий, ведёшь себя, как какой-то урод, а потом ещё устраиваешь вот это! — Я обвела кухню ладонью, будто на стенах можно было разглядеть лучшие кадры из «вот этого».
Тень улыбки скользнула по губам Дубовского.
— Так ты злишься потому, что я к тебе пришёл, — спросил он, и в синих глазах засветилась насмешка, — или что я потом пошёл не к тебе?
Я взрыкнула. Шагнула вперёд, намереваясь всё-всё ему высказать, но ойкнула и замерла — на гладкие плитки пола закапала кровь. Резь от пораненной стопы разбежалась по всей ноге.
— Садись давай, — буркнул Дубовский, открывая боковой шкафчик. — Баффи — истребительница посуды.
— Не надо мне твоей так называемой заботы…
— Садись, сказал, — коротко бросил он, доставая пузырёк антисептика. Обернулся через плечо, светя одни глазом. — А то усажу. И привяжу вот этими бинтами.
Он потряс шуршащим пакетом.
Я села и надулась, держа порезанную ногу на весу. Дубовский тщательно сгрёб осколки в сторону, прошёл ко мне и опустился на одну ногу, как какой-то рыцарь. «Сэр Макс из ордена Мудаков прибыл». Он взял мою щиколотку и приподнял, рассматривая ступню. Странное выражение под приспущенными ресницами заставило меня промолчать. Сожаление? Жалость? Переваривая увиденное, я нетерпеливо дёрнула ногой:
— Ну что там? Жить буду?
— Лучше б ты в меня её кинула, — спокойно сказал Дубовский, имея в виду тарелку. — Я мягкий, не разбилась бы.
— Да уж, мягкий, — проворчала я и, почему-то, покраснела.
Под внимательным взглядом Дубовского стало неуютно. Немедленно захотелось шлёпнуть его здоровой ногой по лицу. Я представила, как делаю это — и закусила губу от приступа удовольствия. Какое-то садистское удовлетворение затеплилось в груди при мысли о таком.
Пока я шипела и ругалась вполголоса, он с какой-то повышенной осторожностью, словно я была фарфоровая кукла и могла треснуть от одного резкого нажатия, обрабатывал порез.
— Теперь никакой заразы. — С этими
Совершенно смутившись, я опустила голову, занавешивая волосами лицо.
— Тебе тоже не помешает, — мстительно сказала я, чтобы он перестал так таращиться. Да и злость никуда не делась, просто на время свернулась тугим комом в центре живота. — Только не на ногу. А то мало ли, какие подарки приносят твои зубные феи.
Дубовский запрокинул голову и бессовестно захохотал.
— Киса, — сказал он, всё ещё держа мою щиколотку, и от этого прикосновения немного щекотало нутро, — ты что думала, бортанёшь меня, так я разноюсь и в монастырь удалюсь? Фиктивный брак на то и фиктивный.
Я зло сощурилась, теребя длинную прядь в руке. Тарелочные осколки на полу никак не желали складываться в слово «вечность».
— Получается, — с наигранной рассудительностью сказала я, — мне тоже так можно? Днём отыгрывать твою парадную жену, а ночью фестивалить, с кем заблагорассудится?
Дубовский застыл. Пальцы его сжались, как клещи, стискивая щиколотку. Я испуганно вцепилась в края стула.
— Нет, не получается. — Он жутковато улыбнулся, и от этой улыбки мороз драл по коже. — Если ты не хочешь оставить за собой кровавый след.
— Это угроза? — Голос, что удивительно, не дрожал, хотя внутренне я тряслась, как загнанный волками зайчонок.
— Не тебе. Всякому, кто посягает на мою собственность. Кто решает забрать у меня то, что мне принадлежит.
— Ты звучишь, как психопат.
Он не обратил внимания на мои слова, только плечами пожал. Я видела, что до конца Дубовский ещё не протрезвел, поведение, жесты, речь отличались от того, что происходило обычно. Он казался одновременно человечнее и ужаснее, словно живущие в нём эмоции нашли ход на поверхность и сдержать их было нечем.
— Ты же не серьёзно? — продолжала допытываться я, встревоженная этой переменой. — Ты же не станешь на самом деле убивать людей за это? ЭЙ! Скажи хоть что-нибудь! Максим!
— Впервые назвала меня по имени, — заметил Дубовский, закручивая резко пахнувшую склянку. — Вот, что для этого нужно было, всего-то пригрозить мокрухой… — Он хитровато посмотрел на меня и прищёлкнул языком. — Не забивай свою милую головку, киса. Меньше знаешь — быстрее выйдешь.
— Откуда?
— Из СИЗО. Или ИВС. Или колонии-поселения. Я ебу, что ли, — буркнул он грубо, но беззлобно. — Не переживай, киса. Статью 51-ю знаешь? «Никто не обязан свидетельствовать против своего супруга». Запомни и воспользуйся, если вдруг что.
Я всплеснула руками. Невозможный человек!
— Да я не из-за этого волнуюсь! — воскликнула я. Дубовский сморщился, потёр висок ладонью. — Нельзя убивать людей! Невозможно!
Он хрюкнул, словно я сейчас сказала какую-то несусветную глупость.