Невеста для чудовища
Шрифт:
— Вот настоящая ты, — шепнул он мне на ухо. Спустился ниже, покрывая поцелуями нежную кожу шеи, заставляя вздрагивать от каждого прикосновения. Тянущее внизу живота томление стало таким сильным, что я уже не могла думать ни о чём, не могла больше ждать, и сдерживалась из последних сил, чтобы не начать умолять.
Дубовский, будто издеваясь, наоборот замедлился. Слабая усмешка скользила по его губам, когда он бросал на меня взгляд, рентгеном просвечивающий до нутра. Притянув его к себе, я осторожно куснула его ухо, приоткрытыми губами прошлась по шее, коснулась мочки языком — руки на моих бёдрах скользнули под ткань футболки, сжались, вминая моё тело в его. Дыхания не хватало,
Он коснулся груди, не отрывая потемневшего взгляда от моего лица, впитывая каждую деталь, каждое движение губ и ресниц, которое могло ему о чём-то рассказать. Я зажмурилась, закусила губу, но сбившееся лихорадочное дыхание и покрасневшие щёки выдавали меня с головой, как дрожь, пробежавшая волной по телу, когда он снова прильнул ко мне. В его руках я была безвольной и крохотной, податливой, мягкой, и каждая клеточка тела, каждый сантиметр кожи отзывался на его прикосновения, то едва ощутимые, как дуновение ветра, то сильные, почти до боли, пугающие, но заставляющие желать большего. Забыв о том, что презираю его, что хочу уехать отсюда и никогда больше не видеть этого грубого, ужасного, по-настоящему пугающего человека, я наслаждалась им и вместо того, чтобы оттолкнуть, терзала пряжку его ремня.
Телефон завибрировал, пополз по ковру, следом заиграла музыка. Дубовский рыкнул так, что у меня от адреналинового восторга побежали мурашки по телу. Он не успел меня перехватить — я дотянулась до телефона, успела увидеть, что названивает Илья («Какого чёрта тебе надо?!») и поставила на беззвучный.
Секундная заминка дала мне передышку, возможность очнуться, прийти в себя. И с ужасом осознать, что только что чуть не… О боже. Я же на самом деле уже была готова на всё, что придёт ему в голову, прямо здесь, на диване в кабинете, в чужом доме, чужой одежде и с чужим человеком. Дубовскому удалось раскопать какую-то животную часть меня, которая так легко подчинила себе все остальные, что даже обидно. Ты же человек разумный, Злата, а не… а не собака в течке, вот. Можешь себя контролировать.
Я поспешно села, подогнула под себя ноги. Дубовский не сразу понял, что мой порыв прогорел, потянулся ко мне и наткнулся на стену. С тяжёлым вздохом он опустил голову, с усилием сжал и разжал кулаки, оставляя вмятины на кожаной обивке. В голосе прорезалась сдерживаемая ярость:
— Опять, значит? Ты не сможешь врать себе до бесконечности, киса. Признайся уже, что хочешь меня, по-шлюшьи хочешь, грязно, и ждёшь не дождёшься, когда же я тебя отымею. А когда это произойдёт, то попросишь ещё, потому что такая ты и есть на самом деле. Ненасытная и развратная, а не та святая девочка, которой притворяешься для всех.
Он хлестнул меня взглядом и вышел из комнаты раньше, чем я придумала, что сказать. Переведя дух, я с недоумением прислушалась к себе — и вместо горечи оскорблённого достоинства почувствовала лишь сожаление. Сожаление, что не дала себе переступить черту.
«А что плохого случится, если?.. — спросил какой-то новый внутренний голос, которого я ещё не слышала. — Вы хотите одного и того же. И можете это друг другу дать. Так в чём проблема? Ты даже не можешь притянуть за уши воспитание, ведь сама знаешь, как бы счастлива была твоя мамочка, узнав, что ваши отношения настолько близки.
Но ответ я уже знала. Я потеряла бы от этого самоуважение, единственное, что ещё поддерживает меня на плаву. Может, меня и правда тянет к Дубовскому, но пока он считает меня вещью, борьба продолжается. И с ним, и с самой собой.
***
Валера оказался настолько типичный стилистом, прямо карикатурным, что я еле сдерживала смех — где ещё нашли такого. Он поминутно закатывал глаза, картинно заламывал руки, называл всех дорогушами, когда злился и заями, когда был в настроении. И с неподдельным страданием вздыхал, когда я топталась по кружевным подолам, будто они были частью его организма. Двое амбалов под его руководством притащили металлическую вешалку, забитую нарядами, Валера шёл позади и подгонял их, только прутика в руке не хватало.
— Ну, ничего, — сказал он, увидев меня в первый раз. — Это мы исправим, не переживай.
Хрупкий на вид, Валера обладал железобетонной волей и способностью приводить в движение всех, кто попадал в радиус его обзора. Амбалам живо нашлось дело. Девушки-швеи, как две дрессированные собачки, по команде бросались подкалывать подолы и листать папки с референсами. Даже исполненная достоинства Лариса Васильевна не избежала общей участи — её припахали варить кофе, непременно с миндальным молоком. Дубовский, видимо, не желая стать ещё одним спутником на Валериной орбите, удрал по своим делам. Он больше не говорил со мной с той секунды, как ушёл из кабинета.
— Это всего лишь платье, — проворчала я, в сотый раз стягивая неподошедший наряд. Мне он казался идеальным, как и предыдущие девяносто девять, но кто меня спрашивал?
— Всего лишь платье! — задохнулся Валера, округляя опушённые тёмными ресницами глаза. Он всплеснул руками, обращаясь к окружающим: — Нет, вы только послушайте её! Всего лишь! Платье! Дорогуша, ты вообще не понимаешь, о чём говоришь. Платье — это всё. Это твоё имя, твоя корона и карета, в которой ты приехала на сраный бал.
В общем, к делу он относился серьёзно. И в чём-чём, а в недостатке профессионализма Валеру было не обвинить — финальный выбор и правда оказался восхитительным. Не просто красивые тряпки, которые на всех смотрятся одинаково, а что-то особенное, что подходит только тебе.
Белоснежный плотный шёлк ниспадал от талии мягкими складками, совершенный в своей простоте. Я погладила его ладонью и тут же получила от Валеры шлепок по руке. Кружева лифа и рукавов были похожи на застывший морозный иней, а искрящиеся кристаллики только усиливали впечатление. Свадебное платье для Снежной королевы.
— Волшебство… — Я покрутилась перед огромным зеркалом, которое один из амбалов, Саша, притащил с другого этажа, потому что Валере свет в этой комнате понравился больше.
Тот польщённо заулыбался, придирчиво осмотрел меня со всех сторон, сказал: «Процентов тридцать работы сделано», — после чего шугнул замерших девиц, как птичек, заставляя распаковывать украшения и аксессуары.
От блеска разбегались глаза. Гарнитуры из серебра, всех оттенков золота и платины. Половину Валера тут же забраковал, оставив только холодные оттенки металлов и камней. Подумав, отложил в сторону зелень, так что в итоге стол оказался заставлен сапфирами, аквамаринами и, разумеется, бриллиантами. Я подцепила серьгу-капельку, камнем в которой можно было бы подавиться насмерть. Валера замотал головой: