Невеста фараона
Шрифт:
– А что мой дядя? – не сдалась я. Начал, так пусть продолжает.
Он поиграл желваками и кадыком некоторое время. Успокаивался. Очевидно, что дядя мой теплых чувств у него не вызывал. Но в этом я его понимала. Визирь Птахмес даже с дальнего расстояния выглядел скользким типом, а с ближнего так и вовсе мерзопакостным угрем. Мне кажется, от него даже тиной слегка попахивало. Но это скорее всего психосоматическая реакция моего организма.
– Твой дядя оставил тебя после смерти отца, – слова Ахмеса прозвучали глухо, – Одну. Он не поддержал тебя, не позвал в свой столичный дом. Он просто кинул на тебя все. В том числе и город.
– Неожиданная смена правителя требовала его немедленного присутствия во дворце. И он оставил мне сто солдат. Это куда больше, чем просто похлопать по плечу. Благодаря ему я сохранила титул и смогла участвовать
– Отбор невест, отбор невест! Так хочешь быть супругой царской?
– А почему бы и нет? – сегодняшний день меня, конечно, вымотал, но и силой напитал какой-то нечеловеческой. Точно, я ж теперь тоже почти богиня. Супругу царскую почитают как земное воплощение божества… как же ее… Хатхор, кажется. Местная богиня любви и красоты, чо! Вот она сила самовнушения. Поэтому я отвечала Ахмесу нагло и в глаза смотрела прямо.
И тем самым, кажется, завела с пол оборота как хорошо прогретый, но нечаянно заглохший двигатель. У него натурально искры из глаз посыпались, так он ими натужно засверкал.
– Ты не можешь! – опять зарычал. Нехорошо зарычал, я даже слегка устрашилась несмотря на то, что уже чувствовала в себе божью искру.
– Это еще почему?
Он зыркнул на служанку и коротко приказал:
– Неша, принеси из моей комнаты бутыль из финикийского стекла. Она стоит на столе. Медленно неси. А то бах, и разнесет тут все. Включая тебя.
– Э?!
Это мы с Нешей вместе удивились. Вообще-то приказы тут отдаю я. Только вот девчонка вздрогнула, хлопнула своими огромными глазищами, сглотнула, а потом ее сорвало с места. И она выкатилась вон вместе с опахалом. По коридору дробно застучали ее босые пятки.
Н-да… Подумаю, стоит ли ее брать в услужение во дворец. Пожалуй, лучше отдам ее Ахмесу. Его она больше слушается.
– На кой демон тебе бутыль со взрывчаткой в моей комнате?
Но он уже забыл про нее, кажется.
– Ты не станешь супругой царской, – он впился в меня взглядом, словно иголками пришпилил и пошел на меня медленно.
– И кто мне помешает?
– Я, – руки его уперлись в стену, поймав меня в ловушку.
Надо было раньше бежать. Сейчас он вид имел такой, что фиг отпустит. Я на всякий случай попыталась:
– Пусти! Я закричу!
Руки у него очень сильные. Даром что маг, а не воин. Хотя… и воин, конечно. Дерется он очень неплохо. Лучше многих, если уж начистоту. Меня он из тисков не выпустил. Стоял, пережидал пока я устану метаться, и сверлил глазами.
– Ты моя, – наконец, выдохнул не то уверенно, не то просто устало, – Никому я тебя не отдам, Фриш. Даже царю. Даже Птаху не отдам.
Он схватил меня за плечи и припечатал к стене.
– Ты… ты… Ты убил моего отца! – это не моя реплика. Я так не думаю. Но Танеферт почему-то от этой версии не отказывается.
Он дернулся как от пощечины, по лицу прошла болезненная судорога, но хватку не ослабил. И глаз не отвел. Еще один аргумент в пользу моей версии. Виновный бы не выдержал, хоть на секунду, но зыркнул в угол.
– Я не делал этого, Фриш. Я не убивал! И ты это знаешь. Не понимаю, почему твердишь одно и то же. Но сейчас мы говорим о нас. Я и ты – это навсегда. Только я и ты. И никаких царей.
– Демон и демон!
Мы оба замерли, оцифровывая. Ну да, «Черта с два!» в этом мире звучит не очень убедительно. Но Ахмес неожиданно усмехнулся. А потом припал носом к моему и зашептал жарко:
– Можно и так, дурочка. Но я бы сказал лучше – мы два мага. Мы можем стать силой, с которой трудно тягаться. Мы двое. Мы вернем нашей родине Инбу-Хенж былое величие. Она снова станет столицей страны, в которой мы будем править! И в тебе, и во мне течет кровь древних правителей. Потому что раньше царствовали только маги. Зачем тебе капризный мальчишка и его глупая амбициозная мамаша? Зачем тебе двор вельмож, где каждый тянет мантию на себя? Они поглотят тебя в своих интригах и распрях. Как пески пустыни похоронили под собой великого Шесеп-анх!(Так древние египтяне называли Великого Сфинкса, который находится на плато Гиза. В переводе это название означает «Живой образ»).
Я снова испугалась за сохранность своего носа. Нет, в самом деле, он и так-то не эталон красоты, а если о него еще и тереться с таким остервенением, то он превратиться в распухшую картофелину. Ладно, в местном варианте в перезрелый финик. Что, по-моему, выглядит ничуть не лучше. Потому я уперлась в грудь Ахмесу со всей силой и попыталась оттолкнуть,
– Оставь меня в покое!
Но он был на своей волне. И катил по ней на воображаемой доске для серфинга с дикой скоростью, нашептывая монотонно, как заклинание:
– Разве ты забыла, что они сделали с великим Менхеперура, отцом нынешнего царя? Только за то, что он возродил символ магии, нашего Шепес-анх! Только представь, что они сделают с тобой, если узнают, что ты маг?
– Не заговаривай мне сердце! – я изо всех сил заворочалась в его тисках, пытаясь освободиться, но он лишь теснее вжался в меня телом, словно пытался слиться со мной в единое целое.
Шепот его потек в уши, проникая, завораживая, подчиняя:
– Милая, вместе мы сможем изменить этот мир. Люди больше не пойдут от Золотого века к хаосу. Жизнь наполнится смыслом созидания, мы вновь найдем правильный путь и пойдем навстречу богам. Той жизни, которую нам подарил великий создатель. Где нет войн, болезней и страданий. Где мать не оплакивает ребенка, где возлюбленных не разлучают, где главной целью жизни станет защита Маат и обретение счастья. А любовь будет главным судьей. Такая сильная любовь, которая пылает в наших сердцах. Почувствуй ее, Танеферт.
Веки мои потяжелели и упали на глаза черной пеленой. Губы его ласкали мои. Мы неслись над пропастью, где-то далеко внизу ревел огненный океан. Но он держал меня в объятиях, и мне совсем не было страшно. А потом я увидела то, что он хотел мне показать. Три огромные пирамиды, слепящей белизны, сверкающие золотыми навершиями возвышались над зелеными садами старого некрополя. Впереди них, словно предводитель немногочисленного, но непобедимого войска возлежал горделивый Сфинкс. Огромный, величественный и словно живой. Конечно, он все еще был тем самым египетским сфинксом с фотографии из учебника истории, каменным истуканом. Только не в том виде, в котором сохранился в наши дни. Нет, его не потрепали ни песок, ни время. Львиное тело было раскрашено искусными художниками таким образом, что казалось волоски шерсти слегка шевелятся на ветру, а грудь мерно вздымается. Голову великого существа прикрывал от солнца королевский бело-голубой немес, а человеческое лицо было странным. Если смотреть на него с востока, оно выглядело совсем юным, в фас на меня смотрел средних лет красивый мужчина, похожий на требовательного, но терпеливого учителя, а с запада было лицо старика. Не дряхлого, а наоборот, еще не сломленного временем, но умудренного опытом. Я поняла, что скульптору удалось изобразить самого бога Ра, летящего по нему на своей золотой ладье. Утром он молод, днем в полной силе, а к закату подбирается старцем. И он смотрел на огромный мегаполис с высокими причудливыми зданиями, с дорогами и мостами. Более красивый и удивительный, чем современные мне Дубай или Сингапур. Между домов на многих уровнях зеленели сады, в небе парили летательные аппараты, похожие на управляемые воздушные шары. Люди передвигались по специальным дорожкам, как и дома многоэтажным. Где-то на транспорте, типа красивых обтекаемой формы поездов, где-то на небольших сигароподобных бесколесных автобусах. Они летали в полуметре от земли. На других уровнях, так же скользя по воздуху, люди передвигались кто на досках, кто на чем-то похожем на ватрушки, а кто и соединив эти два веселых транспортных средства. Где-то по живописным аллеям можно было и пешком прогуляться. Или прокатить на привычном велосипеде. Ну да, старичка велосипеда все-таки изобрели. Я поняла, что вижу будущее страны Хемит. Три тысячи лет процветания. Без войн, без убийств, без болезней. Три тысячи лет любви и созидания. Такой любви как у нас с Ахмесом. У меня неистово заколотилось сердце. Я видела Каир таким, каким он мог бы стать, если бы мы с Ахмесом добились своего. Если бы вернули нашей родине Инбу-Хенж ее величие, если бы она снова стала столицей, если бы мы смогли убедить людей вернуться на путь к Золотому веку. Я видела этот золотой век. Век, когда люди живут вместе с богами. Я увидела свое время. И я знала, что так не только в Каире. Такие города стоят по всему миру. Нет злости, нет голода, нет болезней, нет войн. Потому что человечеству удалось победить главного своего врага – нищету. Сытый, здоровый, занятый полезным трудом и чувствующий себя нужным человек не пожелает грабить и убивать. Как бы его ни подбивали к этому демоны. Такой человек силен, он защищает Маат и не позволит разрушить свою хорошую жизнь. Он не потерпит кривду. Которая только затем и нужна, чтобы искажать реальность и показывать несчастным людям, как они счастливы.