Невеста по почте, или Исчезновение короны Ирландии
Шрифт:
Окинул взглядом место нападения, вспомнил последние моменты перед боем. Скорее обрывки, выискивая глазами товарищей, и понял, что шансов у них не было. Нападавших было много. Их всего несколько человек, и раненые. Афганцы заминировали дорогу. Когда подорвалась первая бронированная машина, их, вероятнее всего, расстреляли из гранатометов с гор. Вот и вся история. Никто не успел ничего сделать. У противника было большое преимущество в узком ущелье, а другой дороги не было. Первая машина подорвалась, а по последней, и той, что была в середине, ударили из гранатомета одновременно. Быстро и просто.
«Так сделал бы и я, – подумал Филипп. – И скорее всего
«Ползи, сволочь, ползи», – со злостью ругал он себя последними словами, повторяя снова, через боль, заставлял ползти в сторону гарнизона. «Ползи к Ляле, к ней,– уговаривал он себя и полз, – а то ты ее никогда не увидишь в Москве…» – повторял Филипп, глотая холодный снег запекшимися губами, оставляя за собой пятна крови.
Боль, как орел из своей жертвы, выклевывала последние силы. Надо доползти и не встретиться с проклятыми «духами». Сейчас майор не мог дать им бой, как всегда. Странным капризом, бог войны подарил ему жизнь. И не забрал к себе, как его товарищей. Наверное, это было для чего-то нужно. Это означает, что у него на Филиппа еще есть планы. И путь на этой очень грешной земле еще не закончен.
Совершенно устав, он перестал ползти. Лицо упало в рыхлый снег, и стало легче от того, что снежинки приятно охладили посеченное осколками и мелкими камнями лицо при падении и ударе о скалу. В кармане таблетки. Он только что вспомнил о них. Достал из бокового кармана брюк коробочку, которую всегда с собой носил на всякий случай. Как хорошо, что она была с ним, эта спасительная коробочка. Проглотив одну таблетку, и заедая ее снегом, ему становилось легче. Израненный майор с болью перевернулся на спину. Вскоре боль стала притупляться. Постепенно утихала в спине, ребрах, и все время болевшей голове. Колену досталось тоже, им приходилось упираться и ползти. Открытые раны кровоточили. Майор перевязал себя бинтами, что были в кармане. Их было мало. Все сгорело. Филипп знал, что таблетка сделает свое дело и, наверное, он сможет даже встать, если получится. Ее обычно хватает на несколько часов. Это значит, что удастся добраться до гарнизона, если его не найдут раньше волки или шакалы, не говоря уже местных басмачах. Ночь для него была союзником. Надо торопиться.
В это время Ляля Вознесенская находилась в офисе, в Москве. Готовила материалы к очередной выставке. Точнее, искала в интернете бланки договоров на аренду площадей на ВДНХ, чтобы их организация смогла принять участие в выставке. Это были авиационные выставки только для предприятий. Куда обычно съезжались организации со всей страны, а бывало, что и иностранные представители желали себя показать в Москве.
В это самое время, когда Филипп на другом конце мира пытался выжить в одиночку, Ляле стало плохо. Она не могла понять почему. Неожиданно разболелась голова, появились боли в разных частях тела, вот так без причины. Она достала из сумочки таблетки но-шпы и выпила их. Потом появилась ничем не объяснимая тревога. Сначала Ляля не могла понять причину этой тревоги. Потом поняла. Что-то происходит с Филиппом. Какое-то пятое или седьмое чувство подсказало – пришла беда. Она уставилась остекленевшим, ничего невидящим взглядом в пространство над компьютером. Коллега Татьяна, увидела, что происходит что-то из ряда вон выходящее:
«Ляля, Лялечка, что с тобой?» – тряся за плечо, спросила она. Ляля не отвечала и смотрела в пространство. А в это время, над компьютером появился круг, где появилось
– Господи, что это? – Прошептала она.
– Ляля, тебе лучше? – Снова спросила коллега Татьяна. Она была доброй и очень симпатичной.
– Лучше, Танечка! Лучше. Только очень голова болит.
– Я дам тебе таблеточку, хочешь?
– Я уже проглотила несколько таблеток но-шпы. Не помогает.
– А я тебе и от головы таблеточку дам, хочешь?
– Хочу.
Она выпила еще таблетку, постепенно становилось лучше.
– Ты знаешь, Танечка, я, наверное, домой поеду. Мне что-то нехорошо.
Качаясь на ходу, Ляля пошла по коридору, оделась и направилась к выходу. Села в электричку на «Красном балтийце» и поехала в сторону Рижского вокзала в Москве. Потом она спустилась в метро и вышла на Ярославском вокзале. Пересекла привокзальную площадь, прошла через турникет и вышла на платформу, где стоял поезд в Сергиев-Посад. В электричке стало легче, но боль не прошла. Приехав, она пулей помчалась к своему компьютеру. Она уже давно поняла, что с другом произошло что-то страшное. Писем не было. Только одна маленькая строчка о том, что он ушел на задание. Больше ничего. Она сидела перед своим компьютером дома и понимала, что Филипп ранен. И поняла, что именно его видела одиноко идущего по равнине… И эта ужасная белая луна освещала ему путь. Как в фильме про вампиров. Горы, снег и их жертва.
«Ужас какой! Интересное сравнение, а главное – к месту!» – мелькнуло в голове. Так она просидела и прождала писем от Филиппа до часа ночи. Все время думала, что он не мог ее просто так бросить. Не мог. Не такой он человек. Но, интернет-это интернет. И никаких гарантий здесь просто нет и быть не может. Мысли о том, что его убили, допустить она не могла. Ляля чувствовала, всем своим женским чутьем, что с ним что-то произошло. Но он жив. Это знала точно! Чувствовала.
В комнату вошла мама, Людмила Владимировна, и спросила:
– Лялька, может тебе чаю? Чего ты сидишь так долго и молчишь?
– Филипп пропал, писем нет.
– Да мало ли что, там война, понимаешь? Вот когда там был твой отец, я думала, что с ума сойду.
– Успокоила. Папа на тот момент был твоим мужем. Филипп мне не муж, а только претендент на мою руку.
– Это тоже важно, дорогая. Если рассматривать его ближе, то можно увидеть, что вы друг другу нравитесь. И я уверена, что он в тебя влюблен. И я понимаю, что это очень важно. Поверь моему опыту, – это важно!
– Не знаю, мам. Однажды со мной произошел странный случай. Танечке было тогда год и три месяца. Это было еще за несколько лет до знакомства с Филиппом. Я была замужем и собиралась разводиться с Георгием. Мы с Танюшкой ездили в Москву, не помню уже зачем. Я шла с коляской и мирно спящей в ней дочерью. Это было на улице Рязанский проезд, за Казанским вокзалом в Москве. Небо серое. Вечерело. Начинались сумерки. Пролетал уже первый снег. Я шла и думала, что нет у меня счастья, и все время спрашивала вселенную о том, где же мое счастье в этом мире заблудилось? Я смотрела в серое небо и катила коляску перед собой.