Невеста по почте, или Исчезновение короны Ирландии
Шрифт:
И в этот самый момент у меня перед глазами небо и снежинки пропали, появился круг, а в нем было кино. Это был военный самолет. Только я вижу его изнутри, в салоне. Там не было света, и сидели военные в пятнистой форме с оружием. Их было много, все с оружием. Ближе всех ко мне, – молодой человек в зеленом берете, с грубоватым лицом и темными волосами, и в такой же пятнистой форме. Слева, над карманом, почти на плече, была нашивка с именем и фамилией. В салоне не было сидений, как в пассажирских самолетах. Военные сидели вдоль стенок. Молодой мужчина был с карими глазами. У него было ружье, которое
– Может это Филипп?
– Может. Очень похоже. Но фото от него я так и не получила. А на том маленьком, что было на сайте, рассмотреть ничего вообще нельзя.
– Знаешь, Ляля, я не рассказывала тебе никогда. Но твоя прабабушка была не просто женщиной. И много знала о людях, но редко рассказывала об этом, и далеко не всем. Я так думаю, что этот дар передался и тебе, частично. Она гадала, предсказывала будущее, занималась черной магией. Потом вышла замуж за серба и уехала в Сербию, и была известной колдуньей, или, как сейчас называют: «медиумом». Я так думаю, что-то подобное начало происходить и с тобой. Вот и все загадки.
– А сейчас уже почти полночь. Писем нет. С ним что-то случилось. Я чувствую. Я сейчас как радиоприемник принимаю и ловлю все, что происходит на этой волне по имени Филипп.
– Надо укладываться спать. Завтра тебе на работу и снова вставать в пять утра. Тебе нужно спать. Отдых нужен всем, а тебе особенно.
– Да, да конечно. Сейчас я выпью чай и пойду.
Она снова открыла почту. Писем нет. Где бродит ее друг сейчас? Кто его знает. Что произошло с ним в этой страшной стране, где погибло столько наших воинов? Наших солдат и наших офицеров. В полку отца тогда, в девяностых, от летчиков, она слышала множество разных историй об этой войне. Разного. И плохого и хорошего. И сейчас Ляля с горечью думала о своем военном друге, с которым так странно свела судьба. И о том, что он пропал. Она взглянула в почту. Писем нет. И снова стала размышлять и ждать. За окном падал снег. А там, в Афганистане, наверное, тоже падал снег. Ей было не страшно, сидя у компьютера и можно смотреть в окно и чай пить. Здесь был мир. А там война. И эти жестокие и дикие племена, живущие на равнинах и повсюду. Об их жестокости ходили страшные легенды. Ляля даже не могла подумать, что могло случиться с Филиппом. Она не разрешала себе думать об этом. И не хотела сама себя пугать. Снова посмотрела во входящие письма своей почты. Ничего. Так она просидела еще долго. Потом решила написать сама:
«Где ты? Я знаю, что с тобой что-то случилось. Знаю! Я чувствую. Но ты не бойся! Я думаю о тебе. И знаю точно, что с тобой уже ничего не случится! Я чувствую, что тебя ранили. Просто знаю и все! Когда ты вернешься, напиши мне. Я здесь! У моего компьютера. У нас уже ночь и мне завтра на работу, но я жду тебя! Даже если тебя
Она написала письмо, перевела его на английский, а потом отправила. За окном падал снег, красивыми блестящими снежинками, мерцающими в свете фонарей города, а она думала о своем друге: «Только бы он вернулся живым! Только бы не покалечили!» – подумала Ляля, почувствовала всей своей природой, что его ранили. «Только бы добрался живым до своего гарнизона!» – снова подумала и содрогнулась от этих грустных мыслей. «Если в плен возьмут, то мучить будут обязательно, потому что он принадлежит к специальной группе. Особенной группе специального назначения, и нашивки на обмундировании об этом красноречиво рассказывают. А талибы вовсе не глупцы и не идиоты», – пронеслось вихрем у нее в голове.
Ляля часто видела покалеченных военных на разных войнах. Мысли эти просто пугали. Да и невозможно было представить молодого человека, которому чуть за тридцать, вот так покалеченного миной или еще бог знает чем. Это ужасно!
Так она сидела у компьютера и мысли лихорадочно проносились в голове. От Филиппа писем не было. Ляля понимала, что бросить ее он не мог, тем более что недавно сделал ей предложение. Из писем поняла, что не такой он человек, чтобы вот так обманывать. Это означало только одно: дела плохи.
Филипп Локабэр шел по заснеженной равнине, еле передвигая ноги. Опирался на высокую палку, которую нашел, всем корпусом. Потом ее выбрасывал одним концом вперед, и подтягивал все тело, с трудом переставляя ноги. После таблетки ощутимо легче и стало возможным идти, с трудом, но идти. Это давало надежду на спасение.
Его рация разбилась при ударе о скалу, и он не мог сообщить в гарнизон, что жив. И помощь он вызвать тоже не мог. И вертолет за ним не прилетит, как показывают в американских и французских фильмах в подобных ситуациях. Ничего этого не будет. И майор, хорошо понимая это, упорно шел по снежной равнине, иногда падая, и снова вставая. Снова падал, и снова вставал. Он шел и шел.
Вскоре показались огни гарнизона. Светает. Но пройти нужно было еще много. Через каждые четыре – пять часов он принимал обезболивающие таблетки. Ему становилось лучше. Вот и сейчас, снова приняв одну, он посмотрел на часы. Таблетки вызывали привыкание. Это настораживало. Ему потом придется долго лечиться, и от зависимости тоже, если он сократит интервал во времени. Это было особенностью его профессии. Потому что в боях случались и ранения, но в полевых условиях не было возможности лечить. Поэтому были эти спасительные коробочки.
В Афганистане врачей вообще после ухода советской армии, почти не осталось. Местные «патриоты» разрушили школы и больницы, что построили русские, а медиков, как и учителей, просто уничтожили. Ну, или почти уничтожили. Может быть, один на пятьсот квадратных километров. В госпиталь в Кабуле колонна не добралась. Поэтому особенной помощи в гарнизоне тоже не будет. Филипп это четко понимал. Там тоже нет врача. Оперировать его никто не сможет и не будет. Нужно снова ехать в Кабул. И снова не будет гарантий, что они туда доедут.
Конец ознакомительного фрагмента.