Невеста проклятого волка
Шрифт:
— Моя, ты что делаешь?
Она резко обернулась. Данир смотрел на неё, стоя у двери. И он ещё спрашивает!
— Мы тут весь день выполняем твои распоряжения, дорогой, — отчиталась она не без сарказма.
— И что же я такого распорядился? — он подошёл, обнял её со спины, прижал к себе. — Ты злишься. Что случилось?
— Данир, я не умею печь хлеб!
— Турей разве не принесла хлеба?..
— И я не пойду ни в какой храм! Хочу в душ и спать!
Это она капризничала, конечно. Но ни в какой храм действительно не хотелось. А в душ — очень.
— Я
— Что? — она дернулась, повернулась к нему, оставаясь в его объятиях, потому что он не выпустил. — Ты не собирался в храм? Тогда зачем мы тут возились?..
— Что это у тебя? — одной рукой он аккуратно снял повязку. — Обожглась? — и прижал ожог к губам, потом прошелся по нему языком.
В самый первый момент стрельнуло болью, но боль быстро прошла почти совсем.
— Лучше? Зализывать раны лучше в волчьем лике, конечно.
— Лучше. Спасибо. А я ведь неумеха безрукая! Не приспособлена к таким экстремальным условиям! — сварливо пожаловалась она, благодарно прижавшись к нему. — Если ты думал, что это не так…
— Если ты решила, что это экстремальные условия, то это ещё не они, — с ласковой усмешкой сообщил он. — Ты тоже можешь зализывать раны, кстати.
— Я не могу. Я могу пользоваться бальзамом «Спасатель» из холодильника. Лучше бы Юлана вместо косметики собрала аптечку, раз уж такое дело!
— Поругаешь её потом, — посоветовал Данир. — Подожди, я сейчас.
Он вышел и вернулся буквально через несколько минут — принес какие-то листья, измял их в ладонях и прижал к ожогу.
— Боль сейчас пройдёт, а след исчезнет через несколько дней. Хорошо, что ожог на левой руке. В храм нам придётся сходить, а браслет надевают на правую. Ты отдохнула сегодня? Успела поспать?
— Даже как-то в голову не пришло. А надо было? — Катя взяла брошенную тряпку и принялась опять наматывать повязку поверх компресса из листьев.
— Эта несносная Турей! — Данир опять рассмеялся. — Не сердись на неё. Она хотела, как лучше. То есть чтобы всё было по обычаю, и мы своей небрежностью не испортили себе долгую и счастливую жизнь, — Кате ясно услышала горечь в его голосе. — В деревнях всегда устраивают хлебный обряд. Турей и мысли, видно, не допускает, чтобы обойтись. А я всего лишь хотел, чтобы тебе заранее приготовили платье и обувь. И просил передать, чтобы ты выспалась. Ведь у нас с тобой есть только ночи, не хочется их терять.
— Значит, хлеб не нужен? И что с ним делать теперь?
Ей было обидно — столько трудов, и всё напрасно?
Данир снова обнял её со спины, прижал к себе и не спеша поцеловал в шею — то ли целуя, то ли пробуя на вкус. Потом ответил:
— Его надо испечь. Каждый замешанный хлеб должен быть испечён, это дар Великой Матери, выбросить — позвать зло. А нам его не нужно совершенно.
— Ты тоже веришь в силу обычаев.
— Приходится. Я тут, мы сделаем это вместе — тоже ведь хорошая примета, да?
— Да, наверное, — вздохнула Катя и покосилась
— Мне проще делать, — он провел языком у неё за ухом и нехотя отстранил от себя. — Сядь и смотри. Ты всё отлично приготовила. Не так много работы осталось. Я слышал запах капусты, — он огляделся, — вот же она.
Теперь и Катя увидела — под лавкой у двери лежал крупный кочан капусты. И когда её принесла Турей? Или Мих так ловко спрятал — и на виду, и в то же время в глаза не бросается.
— Зачем капуста?
— Подкладывать под тесто. На ней и будем печь, — Данир принёс кочан и принялся потрошить его, снимая большие верхние листья и обрезая утолщения.
Листья он раскладывал на столе.
— Нет… Шутишь? — растерялась Катя.
— Никогда не был так серьёзен, моя. Чем ты недовольна?
— Печь на этом?..
— Так и делают. И другие листья можно. Главное — большие и съедобные*.
— Я должна была догадаться?! И зачем было прятать эту капусту? — вздохнула она, — Турей совсем отказалась помогать.
— Не сердись. Она ведь даже не догадывается, что ты можешь, а что нет. Капусту легко найти по запаху. Она решила, что и ты справишься.
— Я найду её по запаху, когда она испортится. Я не волк, у меня так себе нюх, — Катя смотрела, как он мнёт в руках её тесто, подбрасывает, бросает на стол и снова мнёт, и движения у него такие уверенные, тягучие и плавные.
Как красиво. А ведь он всего лишь месит тесто.
— И Турей не волк, — повёл плечом Данир. — Но вы в своем мире убили свои природные способности. Точнее, какие-то остались, но вы не пользуетесь или пользуетесь бессознательно, потом несёте чушь про интуицию или помощь свыше. Для вас главное знание, а не ощущение мира вокруг. Кто угодно почуял бы тут запах капусты. И вот ещё, Турей не помогала тебе печь хлеб из лучших побуждений. Так принято, — он объяснял, посмеиваясь. — Когда невеста печёт свадебный хлеб, ей мешают вовсю, прячут утварь, продукты, могут в муку что-то подмешать. Чем больше она испытает невзгод во время этого дела, тем глаже и спокойней будет ей вести хозяйство в доме мужа. Вот Турей и решила, что тебе не обойтись без этого, как можно? Семейное счастье важнее, чем выспаться. И она тебе ещё не особо мешала, так ведь?
— Ужас какой-то, — искренне высказалась Катя, чем снова рассмешила Данира.
Да и ей самой теперь было скорее смешно.
Он ловко разделил тесто на несколько частей, каждую скатал в шар и положил на капустные листья. Потом плеснул в печь воды из ведёрка, лопатой ловко переложил заготовки вместе с капустой на выметенный Катей под и прикрыл зев печи заслонкой.
— Вот и всё, моя. Видишь, ничего сложного.
— Я потрясена. Где ты этому научился, Данир Саверин?
— Отец научил. Нас с братом. На дальней охоте. Это было в таком же охотничьем домике, как этот. Мужчины многое должны делать сами, если они не дома. У меня был старший брат, — и у него вдруг сел голос.