Невеста решает бунтовать
Шрифт:
— Господин Лотт, я пострадала чуть раньше, от ваших действий. Вашими стараниями “Светская хроника” выставила моего отца бессердечным самодуром, была брошена тень на мою репутацию, — перечисляю я, причём достаточно громко, чтобы притаившиеся поблизости журналисты могли услышать.
Вероятно, обозреватели скажут, что княжна была холодна и жестока, но по крайней мере они не смогут упрекнуть меня пренебрежении приличиями. Лучше прослыть высокомерной, чем доступной.
— Дара?
Ещё не понял? Спасибо, я рада продолжать:
— Даже к невесте на публике
Он не выглядит особенно удивлённым, то есть Лали уже успела отчитаться. Его выражение лица становится всё более и более жалким. На поверхности обида в лучших чувствах, а под ней… раздражение, злость.
Конечно! Рей выступил, не щадя колена, а все усилия дали обратный эффект.
— Княжна, я ведь для нас старался, для нашего счастья!
Настолько бездарная театральщина, и я велась? Белая богиня, какой ужас. Дай мне остроты зрения, Белая богиня.
— Отец начал проникаться вашим упорством, но вчера был глубоко разочарован. Понадобится время, чтобы исправить положение. Я думаю, лучшее, что мы можем сделать — это подождать, — миролюбиво предлагаю я, но не позволяю себе и тени улыбки.
Обида на его лице становится всепоглощающей. Рей такую рожу корчит, будто вот-вот расплачется, как маленький мальчик.
— Княжна Исидара… Неужели вы меня больше не любите?
Так мне, по его мнению, следует устыдиться?
Рей, говоря откровенно, меня от тебя воротит. Но я, увы, не признаюсь вслух, хотя, возможно, и хотела бы посмотреть на твою искреннюю реакцию. Правдивый ответ повлечёт за собой слишком много неудобных вопросов, а я не собираюсь давать Великому князю подсказка.
Совсем скоро я получу от сеньора Поморро козырь и с фанфарами разыграю карту измены, заставлю всю столицу обсуждать коварного обманщика. Пока же время терпеть. И напирать на приличия:
— Господин Лотт. Мы всё ещё на улице. Зачем вы задаёте вопрос, который ставит меня в трудное положение? Господин Лотт, для всех, в ком течёт кровь Кокберг, честь превыше любых чувств.
Рей не пытается вломиться в экипаж, он, наоборот, отскакивает, с прежней бездарной театральностью хватается за грудь:
— Княжна, вы разбиваете мне сердце! Почему вы так жестоки ко мне? К моей любви? Вы стали презирать меня за более низкий статус? Вы хотите выйти замуж за богатого, поэтому говорите со мной в подобной манере?
Обвинения всё громче.
Я не пытаюсь вклиниться, это бесполезно. В любом случае, я не могу его перекрикивать.
Я просто перед его носом с громким стуком захлопываю дверцу экипажа, а для надёжности, наконец, задвигаю запор. И на второй дверце тоже, на всякий случай.
— Я люблю вас больше жизни, Дара! — снаружи Рей неистовствует, но не ломится. — Вы играли моими чувствами?! Хорошо! Раз вы забрали моё сердце, Дара, так заберите и жизнь, потому что я не могу жить с разбитым сердцем. Надеюсь, ваша совесть выдержит.
Белая богиня!
В прошлом я бы выскочила
Я рывком задёргиваю шторку.
Мне очень не нравится взгляд, который я успела поймать прежде, чем занавесилась. Это уже не досада, не раздражение, даже не злость. Это горящая злоба, смешанная с решимостью.
Очевидно, что Рей не утихнет, как я наивно надеялась, он готовится что-то предпринять. Он заготовил некий трюк, который не собирался пускать в ход, но теперь мой отказ его спровоцировал? Но что теперь Рей может сделать? В петлю он точно не полезет. Во-первых, не станет позориться. Во-вторых, будет подозревать, что я устою.
Но что, если не самоубийство?
Меня страхом прошибает от макушки до пяток — у него ведь тоже есть на меня компромат!
Проклятье!
Больше месяца мы с Реем обмениваемся любовными записками. Мне казалось, что тайные послания — это невероятно романтично, и Рей охотно подыгрывал, писал часто, а я также часто отвечала… Я честно сжигала письма Рея, но он их сохранил. Когда после замужества я об этом узнала, я была тронута его сентиментальностью, после заключения брака любовные записки угрозы не несли. Но сейчас! Если он их опубликует… Моя репутация будет уничтожена.
И что мне делать?!
Уж точно не ждать очередной статьи в “Светской хронике”.
Экипаж, наконец, приходит в движение. Я выжидаю около пяти минут, прежде чем сдвигаю шторку и выглядываю на улицу. Рей остался позади, мне ничего не видно, и я устало откидываюсь на спинку сиденья. Я заставляю себя прекратить панику. С одной стороны, мои письма могут появиться в журнале уже завтра. Мне хватило глупости подписываться своим именем. С другой стороны, цель Рея жениться, а не опозорить меня. Что ему даст публикация писем, кроме головной боли? Мужчина обязан беречь честь возлюбленной, за письма Рея осудят, а папа с братом и вовсе могут вызвать на дуэль. И убить.
Насколько я успела понять Рея, смертельный риск не его путь.
Часть писем мы передавали через младшую фрейлину принцессы. Если Габриэль пригласит отца и намекнёт, что по вине любопытной девицы наши с Реем записки вот-вот станут достоянием публики и что единственный способ защитить меня от порицания — позволить мне выйти за любимого человека…
Вмешательство членов правящей семьи весомее писульки в журнале.
А если я ошибаюсь, и завтра письма появятся в “Светской хронике”? Тогда я… не потеряю ничего, кроме репутации. Я по-прежнему разыграю козырь с его изменой и разорву отношения. То, что в результате меня перестанут пускать во дворец, принимать в приличном обществе, и что я не смогу выйти замуж — мелочи. Статью в “Светской хронике”, если она выйдет, можно использовать как повод убедить всю семью отправиться в большое путешествие. Немного слёз, и родители согласятся.