Невеста тирана
Шрифт:
— Похожа? Да, ведь, сеньора? Жуть, как похожа!
Джулия опустила голову:
— Здесь просто мало света. Все признанные красавицы похожи.
В глазах Альбы отражалось суеверное недоверие. Она лишь подняла свечу еще выше, пытаясь рассмотреть разницу:
— По мне — так вылитая!
Сама не понимая, почему, Джулия одернула руку служанки:
— Не выдумывай. Художник всегда рисует идеал. Господу было угодно сотворить сестру таким идеалом. Так чего удивительного, что каждый живописец его ищет в своем воображении и находит облик сестры?
— До такого
— Днем сама увидишь, что нет никакого сходства. Это все свечи и твоя фантазия.
Альба помолчала, с сомнением таращась на стену, наконец, повернулась, нахмурившись:
— Как вы думаете, сеньора, это праздник? На картине?
Джулия лишь пожала плечами:
— Почему ты спрашиваешь?
Альба повторила жест:
— Не знаю… Не по себе мне от нее. Вроде, люди радуются чему-то, а на душе будто кошки скребут. Будто кто ставни не закрыл, и с улицы сквозит. Хоть режьте меня!
Джулия поежилась, потерла предплечья, чувствуя то же самое:
— Не выдумывай, Альба. Что-то воображение у тебя совсем от усталости разыгралось. Сквозит, потому что наверняка где-то щели. Или впрямь ставни неплотно прикрыты. Думаю, ночи здесь все равно прохладные, хоть и юг. Растопи, лучше, камин, мне тоже зябко.
Альба кивнула:
— И то правда, сеньора. Ведь знали, что едем. Могли и свечи разжечь, и комнату протопить. Все какая-никакая забота. А то швырнули, как слепых котят в яму, а дальше — как знаете. Чтобы сеньора Паола когда так гостей привечала! Да никогда в жизни! Вся на изнанку вывернется и челядь изведет, лишь бы все честь по чести, как положено в благородном доме.
Джулия опустила голову, нервно оправила юбку:
— Не надо, Альба. Ведь ты сама все видела и все слышала. Ведь видела?
Альба кивнула:
— С этим стояли. А этот — будто для того и был приставлен, чтобы схватить, если я надумаю свою сеньору защищать. И, ведь, схватил, паразит! И держал! Вот! — она вытянула сжатую в кулак руку, покрутила, что-то демонстрируя; но на руке не было ни следа. — Думала, оторвет. Так бы и врезала по роже, чтобы в другой раз неповадно было, ну так вспомнила, что третьего дня обещание вам дала. И стерпела.
Джулия схватила ее за руку:
— Альба, пообещай мне еще раз. Всем святым заклинаю! Не задираться ни с кем в этом проклятом доме. Слышишь? Не только с Дженарро. Ни с кем до последней прачки. И не приведи тебя Господь сцепиться с кем-то из прислуги этой сеньоры Соврано!
Та поджала губы:
— Ну, если те все характером в свою госпожу, то и сцепиться не грех!
— Альба! Будто не понимаешь! Что случись — ведь эта стерва тебя, не задумываясь, вышвырнет! И я останусь здесь одна, слышишь?! Совсем одна с ними со всеми! А одна я здесь умру!
Та поникла, порывисто обняла:
— Не умрете, сеньора. Я ни за что не позволю. Мы еще им всем покажем!
— Альба!
— Ладно, — она сдалась, — мы покажем, но тихонечко, так, что они не узнают.
Обе неожиданно рассмеялись, но тут же вздрогнули, когда с конским топотом от дверей пронесся Лапушка и скрылся за ступеньками кровати. Створки тут же распахнулись и показались двое слуг
Слуги проперли огромные ведра к лохани, поставили и поклонились. Один из них пробасил:
— Горячая вода для сеньоры.
Альба оскалилась, как только могла, демонстрируя разом все крепкие зубы:
— Сеньора благодарит вас. Можете идти.
Те поспешили скрыться в дверях, а кухарка ввалила свой поднос прямо на кровать и выловила оттуда глиняную миску, накрытую тряпицей:
— Ужин для сеньоры. И вот, — она протянула Альбе миску, но смотрела так, будто горничная была способна укусить ее, — сказывают, сырой курятины хотите.
Альба вновь угрожающе-радушно оскалилась:
— Очень хотим. — Она забрала миску: — Сеньора благодарит вас. Вы можете идти.
Кухарка поклонилась:
— Если что будет угодно, пришлите человека на кухню.
Альба вытолкала бабищу за дверь и повернулась, снова сверкая всеми зубами:
— Ну, как, сеньора? Я была достаточно любезна?
Джулия улыбнулась в ответ:
— Достаточно, Альба. Только не растеряй свое благодушие.
— Не растеряю, если так угодно моей сеньоре. А теперь поторопимся, пока вода не остыла.
Альба, наконец, разожгла камин, придвинула лохань к самому огню. Старательно поливала плечи Джулии из кувшина, натирала мыльным корнем, промывала от пыли волосы. Потом наспех обмылась сама.
И стало уютнее, несмотря ни на что. Они обе, мокрые, сидели на кровати под одним одеялом, словно прятались от всего мира, ели пшеничный хлеб, мясное жаркое, запивали некрепким вином и подкармливали наевшегося курятины Лапушку сваренными вкрутую яйцами. И Джулия хотела в этот момент лишь одного — чтобы этот вечер, эта ночь не заканчивались, потому что наступит неумолимое ужасное завтра. Она не допускала ни единой мысли, что это завтра будет хорошим. Но усталость и хорошее вино сделали свое дело — она сама не заметила, как уснула.
А потом… нещадно вырвал из объятий сна отчаянный визг.
Глава 16
Хотелось заткнуть уши, но одновременно вскочить с постели и куда-то бежать в темноте. Джулия прижалась к спинке кровати, подобрала под себя ноги. Через пару мгновений стало понятно, что кричала Альба, но к этому визгу примешивалась невероятная какофония возни, тявканья, шипения и каких-то отвратительных душераздирающих рыданий.
Наконец, щелкнуло огниво, высыпало искры, Альба взяла себя в руки и запалила свечу. Но пока разгорался тонкий фитилек, по-прежнему ничего не было видно, лишь доносилось рычание и тявканье Лапы и неумолчные отвратительные вопли кого-то неведомого. Альба разожгла трехрожковый канделябр и кралась на цыпочках, выставив перед собой руки с зажатыми подсвечниками, словно оружие.