Невеста тирана
Шрифт:
Джулия босая соскочила с кровати, пошла на звук драки вслед за Альбой:
— Лапа! Лапушка!
От одной мысли, что Лапе грозила опасность, выскакивало сердце. С кем он сцепился? Какого размера должна быть крыса, чтобы издавать такой грохот и вопль!? Джулия и Альба обогнули кровать и увидели в углу у двери вопящий клубок. Сизое и черное. Огромное! Альба даже не успела охнуть, как Джулия, не раздумывая, кинулась к Лапушке, выхватила его, прижала к груди и пинала то, что кидалось на ноги, обдирало и вопило, до тех пор, пока вперед не выскочила Альба и не
Лапушка трясся всем телом, шерсть встала дыбом. Он упирался лапами, вытягивался, намереваясь спрыгнуть и продолжить бой, скалился и рычал, но Джулия держала изо всех сил, целовала его в макушку:
— Успокойся, маленький. Лапушка, миленький! Ты не ранен?
Она ощупывала его одной рукой и постоянно смотрела на ладонь, опасаясь увидеть кровь. Кажется, Лапушка был цел. Джулия с облегчением выдохнула несколько раз, прижала его еще сильнее, как самое большое сокровище, но разогнанное сердце болезненно колотилось, а руки тряслись.
Альба все еще стояла на месте, воинственно выставив подсвечники, но повернулась и хмыкнула, выкатив глаза:
— Сеньора, это же кот! Огромный жирный кот! Отродясь такого здорового не видала!
Джулия повернулась боком, оберегая Лапу, и приблизилась на пару шагов. В темном углу виднелись два светящихся зеленых глаза над белым пятном в форме сердечка. Альба была права — огромный жирный черный кот.
Джулия посмотрела на плотно закрытую дверь, на служанку:
— Откуда же он взялся? Такой в щель точно не пролезет. Какую тут щель надобно!
Альба подалась назад, выглядывая. Она ночевала на длинном сундуке прямо под одним из окон. Кажется, занималось утро, и было различимо за сероватой полосой рассветной мути, что расписной ставень приоткрыт, а вместе с ним и забранная лунным стеклом оконная створка. Альба кивнула своим мыслям:
— В окно, сеньора! В окно влез. Оно, видать, и сквозило вчера. Я почувствовала, что прыгнуло на меня что-то. Тяжелое! Так спросонья не разобрала, перепугалась, чуть сердце не остановилось. А тут уж и наш сеньор всполошился. — Она с любовью посмотрела на Лапу: — Истинный заступник. Тут же погнал этого паразита. Только и боялась, не пострадал бы.
Джулия вновь погладила Лапушку, который немного успокоился:
— Кажется, обошлось.
Альба осмелела, опустила подсвечники и поставила на комод у стены. А сама кинулась открывать ставни. В комнату заползал скупой утренний свет и расходился, будто на глазах, уже ложась на паркет золотисто-розовыми косыми лучами.
Кот сидел в углу, забившись огромным шаром. Не кот — целый котище. Черный, как печная копоть, с насмешливо-трогательной белоснежной пушистой грудкой в форме сердечка. Будто в белом крахмальном воротнике под самое горло. Лапищи едва не в руку толщиной, плоская блюдоподобная морда с торчащими пиками усов и бровей, и маленькие мятые ушки. Этот кот не вызывал ни крупицы умиления, желания погладить блестящую набитую шерсть, приласкать. Глядя на него, почему-то возникали лишь два вопроса…
Альба хмыкнула:
— Интересно,
Джулия пожала плечами:
— И весит… — Она поморщилась: — Фу, выгони его! Выгони за дверь!
Альба заозиралась в поисках какой-нибудь палки, но тут же подняла голову:
— Сеньора, а, вдруг, в тех комнатах затаится — и снова влезет, когда проголодается, Лапушку всполошит. Наш-то против него — такой крошка!
Джулия кивнула:
— Ты права. — Она повернулась к приоткрытому окну, за которым уже занялось анисово-розовым: — Вышвырни его обратно! Вышвырни! Как залез — так и вылез. Чтобы духу не было! — она снова заботливо погладила между ушами успокоившегося на руках Лапу и поцеловала в шелковистый лоб.
Альба с опаской вытерла ладони о рубашку и принялась аккуратно надвигаться на кота, который застыл, будто в параличе, лишь дыбил шерсть и разевал маленькую пасть, показывая розовый язык.
— Кис, кис, кис! Идем ко мне котик. Идем, маленький!
Тот лишь все больше и больше вжимался в стену, наконец, вытянулся на своих мощных ногах, выгнул спину и истошно заорал, кидаясь прямо на Альбу. Та вскрикнула, ухватила животное, подбежала к окну и выкинула его на улицу. Раздался лишь короткий вопль, который тут же затих.
Альба села на свой застеленный сундук, шумно выдохнула. Провела ладонями по щекам и посмотрела на размазанную кровь:
— Ободрал, сеньора! Вот паразит! Прямо по лицу! Надеюсь, больше сюда дорогу не найдет!
Джулия опустила Лапушку на кровать, села рядом с Альбой, посмотрела в ее лицо, покачала головой:
— Этого еще не хватало! Да как ободрал! Целые лапы отпечатались. Больно?
Альба лишь кивнула и посмотрела вниз:
— Терпимо, сеньора. Мне — лицо, а вам, вон, все ноги изувечил.
Джулия проследила ее взгляд, пожала плечами, глядя на многочисленные длинные царапины:
— Я и не заметила, за Лапушку боялась. — Она, вдруг, встрепенулась: — Альба, а что за окном-то? Мы же даже не посмотрели! Пусть, противный зверь, но все живой.
Служанка махнула рукой:
— Не бойтесь, сеньора. Не высоко здесь. Терраса внизу. Я вмиг приметила, когда ставни открывала.
Обе оперлись о подоконник и глянули вниз. Альба была права — невысоко. Для кошки — совсем пустяки. Да и жирной туши на плитах не было видно.
Но Джулия все же сомневалась:
— А если покалечился?
Альба отмахнулась:
— Ну и пес с ним! В другой раз неповадно будет. Знаете, сеньора, в народе говорят, что у кошек девять жизней. И заживает все на них, — она рассмеялась, — как на собаках! Лучше воздуха глотните и гляньте, красота-то какая необыкновенная!
Джулия подняла, наконец, голову, и буквально остолбенела. Впереди открывалась лазурная бухта, под высоким каменистым утесом. Чистейшее голубое небо. Стройные сосны, свечи кипарисов, на рейде виднелись несколько кораблей с убранными парусами. Лодченки. Ближе, на берегу, золотилась под утренним солнцем россыпь черепичных крыш. Вероятно, городская окраина или прибрежное рыбацкое поселение.