Невидимки
Шрифт:
Она ахает. Снова и снова качает головой. Глаза у нее сверкают.
— Боже правый! — вырывается у нее наконец.
Ее муж, явно этим шокированный, поджимает губы.
— Прошу прощения, но я в жизни не слышала подобной чепухи! Если у Иво и был ребенок, то определенно не от меня. Ему просто неоткуда было бы взяться.
Она издает безрадостный смешок. Питер смотрит на нее с умоляющим видом; он определенно считает, что разговор уже зашел слишком далеко.
— Полагаю, джентльмены, на этом следует остановиться. Вы уже
Но Роза вскидывает на него глаза, в мгновение ока превращаясь из беспомощной барышни в железную леди.
— Я не хочу, чтобы эти джентльмены продолжали верить чужим лживым россказням про меня.
Она поворачивается от него к нам и заявляет:
— Думаю, нам следует перебраться куда-нибудь, где можно было бы поговорить. Куда-нибудь в другое место.
Мы договариваемся пойти в кафе на центральной улице. Когда Роза уходит за пальто, Питер с вымученной неодобрительной улыбкой обращается к нам:
— Прошу вас, не наседайте на нее слишком сильно. Я надеюсь, вы понимаете, что у моей жены довольно хрупкая психика.
Он произносит это чопорным тоном, как будто говорит проповедь, но взгляд у него умоляющий. Наверное, он просто не умеет говорить по-другому.
— Ей многое пришлось пережить, и…
Его прерывает появление Розы; теперь на ней бледно-зеленый жакет с подбитыми плечами, в руках сумочка. Определение «хрупкая» не слишком с ней вяжется.
— Что ж… — продолжает он, — на этом я вас оставляю. Увидимся позже, дорогая.
Он клюет ее в щеку, и она улыбается ему в ответ. Вид у него все такой же несчастный.
— Миссис Харт, давно вы знакомы с вашим мужем?
Втроем мы сидим в уголке местной кондитерской. Из-за люминесцентного освещения и электрической мухоловки, которая каждые несколько минут трещит, возвещая об очередной жертве, атмосфера тут не очень уютная.
Роза — я все еще не могу называть ее про себя по-другому — помешивает ложечкой в чашке. Она заказала блюдо с небольшими глазированными кексиками, которые теперь красуются в центре стола, светясь как радиоактивные отходы.
Вместо ответа на вопрос она делает глоток чая и с улыбкой оглядывается вокруг.
— Приятное местечко?
— Очень приятное, — говорю я.
Хен согласно кивает.
— Да, про Питера. Я познакомилась с ним, когда пыталась вырваться из моего первого брака. Выйти замуж за Иво Янко было чудовищной ошибкой. Вы ведь романи, да, мистер Лавелл?
— Наполовину. Мой отец был цыган, а моя мать — горджио.
— Возможно, вы представляете, что это такое. Мне было трудно… ну, с такой семьей, как моя… они не приняли бы меня обратно после замужества. Это позор, понимаете? Питер помог мне. Не знаю, что бы я без него делала.
— Вы были хорошо знакомы с Иво до свадьбы?
— Нет. Почти совсем не знакома. Мы встречались
— Значит, ваш брак был устроен вашими семьями?
Она кивает:
— Папа был в восторге — потому что они настоящие романи. Мама не была так уверена, но он всегда поступал по-своему.
Она смотрит в тарелку и сглатывает. Видимо, муж только что сообщил ей о смерти матери. Учитывая обстоятельства, держится она замечательно.
— Все устроили папа с мистером Янко. Я не была слишком завидной партией… с такой-то отметиной. — Она с горькой улыбкой касается родимого пятна. — Люди считали его плохой приметой.
— Ох, — бормочу я.
— А он… он был вполне красив… но вот слухи… Янко старались хранить это в тайне, но у них было какое-то семейное заболевание… я не знаю какое. Они были не слишком популярны. Наверное, они решили, что более приличной партии ни ему, ни мне все равно не светит.
Она подносит чашку к губам и делает глоток чая, собираясь с силами. А откинув назад волосы — они едва заметно взлетают, — берет с блюда ядовито-розовый кубический кекс и улыбается мне. Столь внезапная перемена настроения кажется пугающей. Роза придвигает блюдо ко мне:
— Что же вы ничего не едите? Попробуйте, очень вкусно. Здесь их сами пекут.
Мне слабо в это верится, но я послушно беру ближайший кексик — жизнерадостно-желтую блямбу, напоминающую гигантский гнойный прыщ, — и перекладываю его к себе на тарелку.
— А ваша свадьба состоялась в… в октябре семьдесят восьмого?
Она кивает.
— И долго вы вместе прожили?
— Несколько месяцев? Не больше… Мы поженились в октябре, и я отправилась кочевать вместе с Иво и его отцом — по Линкольнширу и Болотам, куда-то в те края.
— И что случилось потом?
Она вздыхает. Голова у нее опущена, взгляд устремлен на цветастую скатерть.
— Я понимаю, миссис Харт, вам наверняка трудно об этом вспоминать. Не торопитесь.
Повисает долгая пауза.
— Он не хотел иметь со мной никаких дел.
— Вы говорите об Иво?
— Ну, то есть… на следующий же день после свадьбы, когда мы остались одни… он повел себя так, как будто ему противно даже смотреть на меня. Он почти со мной не разговаривал. Я не могла понять, что я сделала не так.
Она произносит это так тихо, что мы с Хеном вынуждены склониться к ней, чтобы разобрать, что она говорит.
— Мы жили в одном трейлере, а мистер Янко в другом, но Иво проводил большую часть времени у отца. А когда я все-таки его видела, он вел себя очень холодно.
— В каком смысле?
— Ну, холодно. Недружелюбно. Постоянно был в дурном настроении. Я все время ломала голову, что я сделала не так.
— Он когда-либо был… с вами груб?
— Иногда я слышала, как он кричал на своего отца.