Невидимки
Шрифт:
Я не могу заставить себя произнеси «ей» или «она». Потому что как такое возможно?
— Такое впечатление, что вы неплохо знаете Розу, — вступает Хен.
— О да, — улыбается Питер.
В голосе Хена слышатся нетерпеливые нотки, хотя различаю их я один, потому что хорошо его знаю.
— Значит, вам известно, где она сейчас?
— Минуточку.
Вместо того чтобы ответить, он поднимается, подходит к двери в придел и исчезает за ней.
Я переглядываюсь с Хеном:
— Что за игру он ведет?
Тот пожимает плечами —
Проходит минута, за ней другая. Мы сидим в молчании, тишину нарушает лишь шум проезжающих мимо машин. Холод здесь и впрямь собачий; мне вспоминаются наши нечастые походы в церковь, когда я был ребенком. Тогда в церкви тоже было холодно. Темно, холодно, да еще и стулья убийственно неудобные. Ничего удивительного, что ряды паствы неуклонно редеют.
Судя по часам, проходит уже пять минут. Дверь вновь открывается, и возвращается Питер. С ним какая-то женщина. Он ведет ее под руку с серьезным и заботливым выражением на лице, как будто она фарфоровая. Глаза у нее опущены. Ну да, думаю я, она действительно слегка смахивает на Розу, в этом ему не откажешь.
— Познакомьтесь, джентльмены, это моя жена, Рена Харт, но в прошлой жизни она была Розой Вуд.
Женщина молчаливо стоит перед нами, глядя куда-то в пространство перед собой. Мы с Хеном так же молчаливо таращимся на нее. У нее пепельные волосы с высветленными прядями, зачесанные назад и залитые лаком так, что образуют вокруг головы ореол; голубые тени на веках и подходящая по тону к лаку на ногтях розовая помада. Одета она в длинную мешковатую юбку с пиджаком и блузкой с высоким воротничком, который завязывается под горлом бантом, в стиле принцессы Дианы. Костюм кажется не по размеру большим, юбка доходит ей едва ли не до лодыжек. Но, несмотря на благопристойно высокий воротник, я кое-что вижу отчетливо: багровое винное пятно на шее, которое больше всего походит на чью-то темную руку, тянущуюся к ее горлу.
— Рена Харт? — переспрашиваю я, потому что ничего лучшего придумать мне не удается.
Она смотрит на мужа, как будто тот знает ответы на все вопросы. Пастор держит ее руку в своих.
— Когда мы поженились, Рена решила, что хочет окончательно порвать с прошлым, поэтому взяла имя Рена — это означает «возрождение», а на иврите еще и «радость». Вступая в лоно нашей церкви, мы принимаем крещение и во вполне реальном смысле возрождаемся в Господнем свете, так что оно показалось нам самым что ни на есть подходящим.
Он улыбается жене и похлопывает ее безвольную руку. Я откашливаюсь и, пытаясь выдавить улыбку, неловко протягиваю для приветствия непослушную руку. Неловкость тянется, пока Питер Харт не выпускает ладонь своей спутницы. Женщина торопливо пожимает мою руку, избегая смотреть мне в глаза.
— Очень рад с вами познакомиться, миссис Харт. Меня зовут Рэй Лавелл, а это мой партнер, Генри Прайс.
Теперь мы все четверо стоим. Возникает пауза. Похоже, садиться никто не хочет.
— Должен признаться, я бы вас не узнал… Вы не возражаете?..
Я вытаскиваю снимки Розы в возрасте шестнадцати и восемнадцати лет. Второй особенно берет за душу: девушка в свадебном платье смотрит с фотографии умоляющим взглядом, словно взывает о спасении. Однако сравнивая эти снимки с женщиной, которая стоит перед нами, сложно не признать, что это пусть и сильно изменившаяся, но все же та самая девушка, которая некогда была Розой Вуд, а затем, совсем непродолжительное время, Розой Янко.
— Ну, кое-что меня все-таки выдает? — Ее пальцы скользят по темному пятну на шее. — Раньше я его полностью закрывала… пока Питер не убедил меня не делать этого.
Она розовеет и косится на мужа; выражение его лица, по-видимому, действует на нее ободряюще. В ее речи проскальзывает легкий валлийский акцент, и манера говорить у нее тоже слегка отрывистая, как у преподобного Харта.
— Это… поразительно. Ваш отец был уверен… в общем, он боялся, что вас нет в живых.
Она вскидывает подбородок; массивная нижняя челюсть лишь усиливает впечатление упрямства.
— Ха! Ну а я жива и здорова. Что-то за все эти годы никто не пытался меня разыскать. Где он был, когда мне была нужна помощь?
— Вы просили его о помощи?
Но она ничего не отвечает.
— Я был бы рад сообщить ему, что у вас, по всей очевидности, все благополучно.
Она снова косится на мужа, и тот еле заметно кивает.
— Ладно. Хорошо.
— Вы не против, если он свяжется с вами?
И опять она смотрит на мужа.
— Я хотела бы подумать.
— Да-да, конечно. Я могу оставить вам его координаты. И ваша сестра, Кицци, она переживала, что потеряла связь с вами. И Маргарет тоже.
Роза — хотя, наверное, теперь нужно говорить «Рена» — пожимает плечами. Уголок ее губ дергается.
— И ваш сын… хотя я понимаю, что прошло столько времени… Ему сейчас шесть.
Температура в церкви внезапно изменяется. Из холодной становится прямо-таки ледяной. Пастор и Роза как по команде во все глаза вытаращиваются на меня и хором восклицают:
— Думаю, вы ошибаетесь.
— Кто-кто?
Я в замешательстве отвечаю:
— Ваш сын. Ваш с Иво. Кристо.
Роза и ее муж переглядываются. В его взгляде сомнение. Она качает головой, пренебрежительно улыбаясь:
— Я понятия не имею, о чем вы. У меня нет никакого сына. И вообще никаких детей. Я не могу их иметь.
Я вспоминаю слова Иво о том, что она была подавлена, пребывала во власти странных иллюзий, не хотела признавать очевидного. Наверное, он был прав. Но она не производит впечатления человека, находящегося во власти иллюзий. Она просто рассержена.
Питер Харт снова берет ее за руку и подходит ближе.
— Как это ни прискорбно, моя жена… не способна иметь детей.
— Кто сказал вам об этом мальчике? — требовательно спрашивает Роза. — Не папа? И уж наверняка не Иво?
— Почему не Иво?