Невидимки
Шрифт:
Я тру лицо тыльной стороной ладони. Как и ковер, и обивка, оно влажное.
47
Рэй
Здание унитарианской церкви небольшого прибрежного городка в Уэльсе, в который мы приезжаем, представляет собой невыразительную кирпичную коробку. Она стоит в конце улицы, застроенной неотличимыми друг от друга одноэтажными домами. Единственная уступка ее предназначению — узкое крестообразное витражное
Я с сомнением кошусь на Хена. В его глазах я вижу ту же мысль. Звонивший отказался дать нам свой телефон. Единственное, что мы о нем знаем, — это имя, которым он назвался: Питер. Камень.
Днем в среду народу на улицах практически нет. Но церковь оказывается открытой, и мы проходим через притвор в просторный прохладный зал с несколькими рядами мягких стульев, обращенных к кафедре из светлого дерева. Синтетический зеленый ковер под ногами потрескивает от статического электричества. Окна — за исключением витражного креста — зачем-то забраны стальной решеткой. Но нас кто-то ждет. Он стоит впереди, рядом с кафедрой, сцепив руки внизу живота. На шее у него белеет пасторский воротничок.
— Питер?
Мужчина улыбается. Он довольно молод, не старше тридцати, со светлыми волосами и квадратной челюстью, очень чисто выбритый и румяный, но от него исходит такое спокойствие и уверенность, что я не сомневаюсь: он пастор этой церкви, и прихожанки черпают в нем вдохновение и утешение.
— Спасибо, что проделали такой долгий путь. Мы очень вам признательны.
Он наклоняет голову. Я оглядываюсь по сторонам в поисках того, к кому относится это «мы», но, кроме нас троих, в церкви никого нет. Наверное, он имеет в виду Бога.
— Прошу прощения за то, что не был более откровенен в телефонном разговоре. Почему бы вам не присесть?
Речь у него быстрая, отрывистая, речь истого валлийца. Он указывает на ряды стульев. Мне не хочется сидеть перед ним, как будто я агнец из его паствы, но он берет стул и, развернув его, тоже садится, к нам лицом.
— И не скажешь, что август. В будние дни мы отопление не включаем, экономим деньги.
Он снова улыбается, на этот раз сокрушенно.
— До того как мы приступим, могу я взглянуть на ваши удостоверения?
Мы протягиваем ему лицензии. Он внимательно их изучает, прежде чем вернуть нам.
— Благодарю вас. Прошу прощения, если все это кажется вам излишней… предосторожностью, но, полагаю, вы хотите знать то, что я могу вам рассказать. Как вам известно, я увидел в газете ваше объявление с просьбой отозваться всем, кто располагает какими-либо сведениями о Розе Вуд — Розе Янко, как ее когда-то звали. Но прежде чем я расскажу вам то, что мне известно, могу я узнать, кто хочет ее найти и с какой целью?
— Как я уже сказал по телефону, боюсь, мы не вправе
— Даже его имя? — Пастор Питер слегка хмурится. — Вы просите нас… разгласить информацию о себе. Это может касаться… нашей безопасности?
— Мы можем заверить вас, что ваше имя не будет нигде упомянуто. Вся информация строго конфиденциальна. Наш клиент хочет лишь знать, все ли у Розы в порядке. Вмешивать в это дело вас нет никакой необходимости.
Вид у него озадаченный.
— Я беспокоюсь не о себе.
О ком же тогда, интересно?
— Послушайте, могу вас заверить, — я вспоминаю Джорджию Миллингтон, — никто никого не будет заставлять делать то, чего он делать не хочет. Если вопрос в том, чтобы связаться с заинтересованными лицами, вы можете поступать целиком и полностью по своему усмотрению.
Где-то в глубине души у меня крутится мыслишка: зачем так уж сильно печься о благополучии скелета?
Питер откидывается на спинку стула. У него такой вид, как будто ничто на свете не способно поколебать его спокойствия, хотя, пожалуй, румянец на его розовых щеках стал ярче.
— Прошу прощения, джентльмены, но если вы не скажете мне, кто разыскивает Розу Вуд, я ничем не смогу вам помочь.
Я смотрю на Хена. Он кивает.
— Ко мне обратился Леон Вуд, — говорю я.
Он кивает, как будто именно это и ожидал услышать.
— Когда?
— Несколько месяцев назад.
— Почему именно теперь?
— Насколько я понимаю, недавно скоропостижно скончалась миссис Вуд. Видимо, мистер Вуд осознал, что не будет жить вечно.
Вид у Питера становится озабоченный.
— Он болен?
— Я не знаю, мистер?..
— Преподобный. Преподобный Харт. А кроме отца, ее больше никто не разыскивает?
— Мистер Вуд наш единственный клиент.
Он кивает и, сцепив пальцы, упирается локтями в колени. Руки его с широкими бледными локтями выглядят необычайно чистыми и розовыми, как будто он только что пять минут их намывал.
— Я задаю этот вопрос потому, что, как вам наверняка известно, Роза рано и неудачно вышла замуж, хотя этот брак был таковым только в глазах цыганского сообщества, но не в глазах церкви.
Впервые за все время я внутренне подбираюсь. Судя по всему, он на удивление хорошо осведомлен о ее жизни — то есть на удивление хорошо, если не предположить, что…
— Она пожелала навсегда оставить этот эпизод своей жизни в прошлом. Некоторые вещи так болезненны, что нельзя вынуждать человека переживать их повторно.
— Все, что я уполномочен сделать, — говорю я, чувствуя, как меня охватывает ощущение такой беспечности, как будто бы я не имею ко всему этому никакого отношения, — это передать контакты мистера Вуда… заинтересованному лицу. Никто не обязан ни с кем встречаться и даже ни с кем говорить, если этот человек не захочет.