Невидимки
Шрифт:
— По крайней мере, вы знаете, что это. Всегда лучше знать, с чем имеешь дело.
Лулу на какое-то время задумывается и отвечает:
— Ну да, наверное.
Она садится рядом со мной, так что рассмотреть ее хорошенько я не могу. Ее взгляд устремлен на двух ребятишек, поглядывающих друг на друга с противоположных сторон лазалки.
— Как ваша работа? Дел много? — интересуется Лулу.
— Да. А у вас?
— Невпроворот. Вообще-то, я больше не работаю в Ричмонде. Устроилась снова в дом престарелых.
Голос у нее изменяется,
— Ну и как вам там?
— Да ничего.
Я жду от нее продолжения.
— Как ваша рука? — спрашивает она.
— Нормально. Онемение еще не прошло до конца, но я уже могу делать почти все, что раньше.
Я кручу в воздухе ладонью, чтобы продемонстрировать, на что способен.
— Вы, наверное, рады?
— Да, особенно тому, что снова могу водить машину. И печатать тоже, и управляться с телефоном. Поразительно, сколько вещей принимаешь как данность.
— Это точно.
На губах у нее мелькает улыбка. Кровь грохочет у меня в ушах. Я не знаю, стоит ли воспринимать эту улыбку как поощрение.
— Значит, вы… ваша работа, ну, то есть вы… Что это за место, в котором вы теперь работаете?
— Дом престарелых. Они вполне нормальные, в большинстве своем. Не в маразме, ничего такого. Неплохое место. И ездить недалеко.
— Ну и хорошо. Во всяком случае, для разнообразия.
— Да.
С минуту мы сидим молча. Я застрелюсь, если не задам ей этот вопрос, думаю я.
— Вы все еще с ним встречаетесь?
Она застывает, и я мгновенно жалею о своем вопросе.
— Простите, это меня не касается. Зря я…
— Ну почему? Касается.
Она набирает полную грудь воздуха и принимается разглядывать роспись на противоположной стене. Под потолком красуется ярко-желтое солнце. Вокруг него вьются небывалые птицы. Лулу слабо улыбается.
— Это довольно забавная история. Он встретил одну женщину. Куда больше ему подходящую.
— В инвалидной коляске? — вырывается у меня, прежде чем я успеваю сообразить, что я несу.
— Нет! Одну богатую горджио.
— A-а, ясно… понятно. Ну да, наверное… У вас все в порядке?
— Ну да. Мне вообще грех жаловаться. По крайней мере, у меня есть другая работа.
Ее голос звучит сдавленно. Наверное, она действительно питала к нему какие-то чувства. Я раздумываю, что бы еще такого сказать. Кажется жизненно важным не ошибиться. Она смотрит на часы.
— Пожалуй, схожу-ка я посмотрю, чем там занят Кристо.
Она вскидывает глаза, скользит ими куда-то мимо меня и вдруг цепенеет.
Я смотрю на ее лицо и прослеживаю за направлением взгляда. Первая моя мысль: должно быть, она увидела там Дэвида. Двери разъехались автоматически, потому что между ними стоит молодая женщина, но вместо того, чтобы пройти дальше, она жмется на пороге, обводя настороженным взглядом вестибюль.
Я расслабляюсь. Поначалу ее лицо кажется мне смутно знакомым, но я прихожу к выводу, что я ее не знаю.
Лишь когда наши взгляды встречаются, я прозреваю.
Лулу вцепляется мне в локоть:
— Черт побери!
Ее голос похож на сдавленный скрежет.
Я вскакиваю с места и бросаюсь к дверям; Лулу мчится за мной. Мучительное ожидание, когда же наконец автоматическая дверь медленно и плавно разъедется вновь, кажется, длится вечно. Мы несемся по коридору туда, откуда бьет яркий осенний свет. Парковка для персонала. Мостовая. Ни там, ни там.
Лулу бежит налево, я направо.
Иво — в цветастом хлопчатобумажном платье и мешковатой кофте — мог выбежать только в этом направлении, но его тут нет, и народу вокруг не так много, чтобы он мог затеряться в толпе. Тротуар безлюден. Не видно ни одной отъезжающей машины.
Я мечусь по улице, заглядывая в дверные проемы, крутя головой по сторонам. Парковые ворота? Нет, они распахнуты настежь, но никаких следов Иво не видно. Он мог забежать в магазин, в какой угодно, или в офис… По противоположной стороне улицы прогуливается парочка: я бросаюсь к ним с вопросом, не попадалась ли им на глаза женщина.
— Он вышел всего за несколько секунд до меня, черные волосы, голубое хлопчатобумажное платье — то есть она вышла. Не видели никого похожего?
Парочка — туристы, нагруженные картами, плащами и камерами, — таращатся на меня как на полоумного, качая головами. Похоже, я их напугал.
Я выбегаю на перекресток. Иво нигде не видно. Куда теперь — направо, налево? Все едино: свернешь в одну сторону, а окажется, что он побежал в другую. Ошибся — потерял единственный шанс. Мышцы бедер горят, легким не хватает воздуха. После больницы я не в форме. Кого я обманываю? Когда я в последний раз был в форме? Я бегом возвращаюсь к первому повороту и сворачиваю в другом направлении. Иво нигде нет.
В конце концов я останавливаюсь, нагибаюсь, упершись ладонями в колени, и принимаюсь судорожно хватать ртом воздух, пытаясь насытить саднящие легкие. Мимо проходит женщина, везет малыша на деревянной лошадке на колесиках. Останавливается на переходе. Малыш крутит белокурой головой во все стороны. Я не могу понять, мальчик это или девочка. Женщина замечает, что я смотрю на них, и торопится перейти через дорогу. Вид у нее враждебный.
Когда я возвращаюсь в больницу, Лулу уже в вестибюле, разговаривает с кем-то из персонала. Она бросается ко мне с расспросами.
Я качаю головой. Назад я шел медленно, чтобы восстановить дыхание и остыть. И чтобы подумать.
— Вы вообще его не видели? — Голос у нее сердитый и расстроенный одновременно. — Я ничего не заметила, но в той стороне, куда я побежала, много магазинов. — Она досадливо всплескивает руками. — Ну что за черт?!
— Простите, я тоже ничего не видел. Но там ему практически некуда было спрятаться. Наверное, у него была машина.