Невинное развлечение
Шрифт:
— Я должна стоять рядом со своими родителями. Это было бы более прилично, чем… В общем, более прилично, чем то, что я уже сделала в этот вечер. — Она взглянула на него — на сэра Гарри Валентайна, своего нового соседа и — что было невероятным — своего нового друга. — Спасибо вам за замечательную беседу.
— Не за что. Мне она тоже понравилась.
Но этот обмен любезностями показался Оливии слишком формальным, и ей не захотелось прощаться на такой ноте. Она улыбнулась ему, но не улыбкой, предназначенной для светских бесед, а настоящей, искренней.
— Вы не будете возражать, если
Он негромко рассмеялся:
— Вы будете за мной шпионить?
— Только если вы будете надевать смешные шляпы.
— У меня есть только одна, и я ношу ее по вторникам.
Каким-то образом это показалось ей идеальным способом завершить их встречу.
Она попрощалась с ним и исчезла в толпе.
Не прошло и пяти минут, как Оливия увидела своих родителей, а князь Алексей Гомаровский нашел ее.
Ей пришлось признать, что князь был необычайно привлекателен. Он был красив не очень броской славянской красотой. Глаза голубые, а цвет волос в точности такой же, как у нее, что было удивительно — у взрослого мужчины белокурые волосы встречаются не часто. Но именно этим он выделялся из толпы.
А еще — телохранителем огромного роста, сопровождавшим его повсюду. Дворцы Европы небезопасны, уже успел он сообщить ей. Человек его положения не может путешествовать без телохранителя.
Оливия стояла между отцом и матерью, наблюдая, как расступается толпа, давая дорогу князю. Он остановился прямо перед ней, щелкнув каблуками на военный манер. Он держался необыкновенно прямо, и у нее появилось странное ощущение, что даже спустя много лет, когда забудутся черты его лица, она будет помнить то, как он выглядел — прямой и величавый.
Интересно, служил ли он в армии, подумала она. Гарри служил на континенте, и от русской армии его отделяла вся Европа, не так ли?
Впрочем, это не имело значения.
Слегка склонив голову набок, князь одарил ее улыбкой, которая была не то чтобы недружелюбной, а скорее — снисходительной.
А может быть, это просто была разница в культуре нравов. Она понимала, что нельзя судить поспешно. Возможно, в России улыбаются по-другому. Даже если это не так, он все же принадлежит к царской семье. Она не могла себе представить, что князь станет раскрывать свой внутренний мир кому попало. Может быть, он на самом деле приятный человек, которого никто не понимает, и тогда он, должно быть, страшно одинок.
Ей бы такое не понравилось.
— Леди Оливия, — сказал он по-английски с еле заметным акцентом. — Я чрезвычайно рад снова вас видеть.
Она присела в реверансе, более глубоком, чем предписывалось в подобных ситуациях, но не столь глубоком, чтобы выглядеть не к месту подобострастной.
— Ваша светлость, — тихо произнесла она.
Когда она выпрямилась, он взял ее руку и прикоснулся к ней губами. Люди, стоявшие вокруг них, стали перешептываться, и Оливия почувствовала, что оказалась в центре внимания. У нее было ощущение, что все в зале сделали шаг назад, оставив вокруг них островок пустоты, чтобы иметь возможность быть свидетелями разворачивающегося перед их глазами действия.
Он медленно отпустил
— Как вам, очевидно, известно, вы самая обворожительная женщина на этом балу.
— Благодарю вас, ваша светлость. Вы оказываете мне большую честь.
— Я говорю правду. Вы прекрасное видение.
Оливия улыбнулась и постаралась выглядеть прелестной статуей — такой, какой он хотел ее видеть. Она не была уверена, как именно следует ей реагировать на его комплименты, и представила себе сэра Гарри, произносящего такие напыщенные речи. Он скорее всего рассмеялся бы, даже если бы сумел выдавить из себя первые слова.
— Вы смеетесь надо мной, леди Оливия, — сказал князь.
— Помилуйте, князь. Я просто радуюсь вашим комплиментам, ваша светлость.
Если бы ее слышал Уинстон! Он бы катался по земле от смеха. И Миранда — тоже.
Но князь, видимо, ее одобрил, потому что его глаза сверкнули, и он протянул ей руку:
— Давайте прогуляемся по залу, милая. Может, мы потанцуем?
У Оливии не оставалось выбора, и она взяла его под руку. На нем был парадный мундир темно-красного цвета с четырьмя золотыми пуговицами на каждом рукаве. Сукно мундира было шершавым, и князю, наверное, было в нем жарко в душном зале. Но он, по-видимому, чувствовал себя вполне комфортно. Во всяком случае, от него исходила даже некоторая холодность, словно он присутствовал на балу для того, чтобы им восхищались, но ни в коем случае не приближались.
Он знал, что все на него смотрят, но привык к такому вниманию и, видимо, не чувствовал, как неуютно ей. Хотя она тоже привыкла к тому, что все на нее смотрят, знала, что пользуется успехом, что молодые девушки считают ее чуть ли не законодательницей в вопросах моды и стиля, однако сейчас… Сейчас это было нечто совершенно другое.
— Я наслаждался вашей английской погодой, — сказал князь.
Оливия обнаружила, что ей необходимо следить за своей походкой, чтобы идти рядом с ним. Его шаги были четко отмерены: каждый шаг в точности повторял предыдущий.
— Скажите, — добавил он, — у вас всегда так тепло в это время года?
— В этом году солнца гораздо больше, — ответила она. — А в России очень холодно?
— Да. У нас… — Он запнулся на короткое мгновение, и она заметила на его лице следы борьбы, словно он старался подобрать нужное слово. — Вы говорите по-французски? — спросил он немного раздраженно.
— Боюсь, что очень плохо.
— Как жаль, — протянул он, слегка недовольный этим препятствием в их общении. — Я владею им довольно… э…
— Свободно? — подсказала она.
— В России многие говорят по-французски. Даже чаще, чем по-русски. В определенной среде, разумеется.
Оливии это показалось интересным, но она решила, что будет невежливо как-то это комментировать.
— Вы получили мое приглашение?
— Да, получила. Принять его — для меня большая честь.
Может, это и была честь, но приглашение ей не понравилось. Как и ожидалось, ее мать настояла на том, что его следует принять, и Оливия потратила не менее трех часов на примерку нового платья. Оно должно было быть сшито из бледно-голубого шелка — того же цвета — неожиданно поняла Оливия, — как глаза князя Алексея.