Невинность в расплату
Шрифт:
— Так не бывает!
Вытаскиваю Авдеева из комнаты. Сам не замечаю, как впиваюсь в его горло руками. Стискиваю до хрипа.
Светило, блядь. Что за бред? Да я разорвать его готов!
— Что ты мне несешь?! Бред! Что значит, просто не хочет возвращаться? Ты нормально проверь! Может, там кровоизлияние! Еще какая-нибудь хрень!
— Бадрид!
Сжимает мои руки, освобождая горло.
Черт. Я и правда готов его придушить. И любого. Они должны ее вытащить! Вернуть! А скармливают мне постоянно только какие-то бредни!
Но это не со мной! Не в случае Мари! Я их всех шевелиться заставлю! Хоть баблом, хоть пистолетом! По хрен, каким способом!
— Послушай меня. Ты можешь собрать всех. Всех лучших в мире докторов. И каждый из них скажет тебе то же самое! Пойми. Человеческий организм, он… Он гораздо тоньше и сложнее, чем просто набор органов. Психика. Стресс. Душа. Я не знаю, через что ей пришлось пройти. Что пережить. Такие, как ты, не замечают психологических ударов. Не способны понять, что бывает боль, которая убивает. Не физическая. Другая. Душевная. Она гораздо глубже!
— Ты что? Хочешь сказать, что у меня нет сердца?
Уже рычу.
Блядь.
Я не психоаналитика вызывал. И не священника. А настоящего врача. А вся эта болтовня про душу чистое шарлатанство.
— В большинстве случаев это просто орган, качающий кровь. Но у некоторых чувства так обострены, что влияют на общее самочувствие. Бывает, люди с абсолютно здоровыми показателями организма умирают просто от того, что не хотят жить. Так бывает. Ты не такой. Тебе не понять. И это не хорошо или плохо. Просто так есть. Так устроено природой.
— И что ты мне предлагаешь? Что?
Еле удерживаюсь, чтобы не взять его за барки и хорошенько встряхнуть.
— Шамана к ней вызвать? Экстрасенса? Еще каких-нибудь шарлатанов? Что?!!! Когда твоя Алена в коме лежала, что-то я не помню, чтобы ты молился и голову пеплом посыпал. Нет! Ты всех на хрен поднял! Вытаскивал, а не ждал, пока у нее там что-то в мозгах обратно защелкнет! Тимур. Я любые деньги заплачу. Любые, понимаешь! Это касается всех моих ресурсов. Всех! Даже тех, что в бизнесе. Вытащу. Все положу. Что нужно? Другая аппаратура? Консилиум? Просто скажи! Просто. Мать твою! Скажи мне, что нужно!
— Бадрид. Деньги не помогут. Ничто не поможет. У Алены тогда совсем другая ситуация была. Я помню, — сжимает челюсти и кулаки, будто опять переносится в ту жуткую ночь. — Помню, как ты мне помог тогда. Знаю, что жизнью жены и ребенка сильно тебе обязан. Если бы ты оборону больницы тогда на себя не взял и проезд нам до нее не обеспечил, их бы уже не было. Все помню. И пойми. Для тебя. Для тебя, Бадрид, я в лепешку бы расшибся. Но… Мне больше нечего сказать. Время. Покой. Хороший уход. Это все, что я могу посоветовать. И Бадрид. Ты сам. Помылся бы. Сменил бы рубашку. Ты хоть ел что-нибудь за эти три дня? Спал хоть
Три дня! Три, блядь, гребанных дня!
А я и не считал. Не заметил. Все, как одна секунда! Которая, блядь, тянется и тянется! И закончиться никак не может!
— Не говори мне этого! Не говори, что ты бессилен. Что я бессилен. Ты хоть понимаешь? Это самое страшное?
Так хватаю его за воротник рубашки. Шиплю прямо в лицо.
— Никто тебе ничего другого не скажет, — разводит руками.
— Я еще пару дней в городе останусь. Понаблюдаю. Если хочешь, повторное обследование проведу. Но…
— Иди. Иди, Тимур, — отпускаю его, а то и правда шейные позвонки сейчас переломаю.
Друг. Да. Старый друг. И пережили мы немало.
Но даже его я сейчас за слова вот эти разорвать готов!
— Всегда! Всегда есть выход, Тимур!
Сжимаю кулаки.
Реветь. Рычать. Головой о стену биться хочется.
Всегда! Всегда есть гребанный выход! Только не с ней… Только не с Мари вот эта безысходность! Она же страшнее всего! Но кулаками здесь не поможешь. И уж трупами тем более!
— Я понимаю тебя.
Авдеев поправляет белоснежную рубашку.
— Все понимаю. Увы. Бывает так, что остается только ждать. И… Бадрид. Хочешь, я тебе что-то выпишу? Успокоительное? Ты на себя непохож. Как загнанный в капкан зверь. Точно себя в зеркале не видел. Растрепанный. В грязной одежде. Глаза у тебя. Совсем сумасшедшие. Ты знаешь, что тебя прислуга боится? Боятся даже подойти к двери спальни, в которой ты с ней заперся. Отшатываются и прячутся, когда выходишь. А тебе еще дела решать. Серьезные.
— Иди ты на хер со своими таблетками. Я тебе что? Баба истеричная?
— Дела, Бадрид. У тебя бизнес рушится. Ты там быть должен.
— Буду, — потираю лицо руками. — Обязательно там буду. Только сначала пусть она очнется! Ты давай. Еще раз все просмотри и проверь. И повторное обследование свое готовь. Подумай. Кого еще можно вызвать. Что сделать. Подумай, Тимур! Только не плети мне эту чушь про время и ожидание!
— Хорошо.
Поправляет пиджак. Уходит, а я почти падаю спиной на стену.
— Бадрид, — разворачивается на полдороги. — А кто она тебе? Не слышал, чтоб ты успел жениться. А за чужих так не переживают!
— Она…
Черт. Вопрос какой дурацкий!
Она моя! Моя Мари!
— Неважно. Ты иди. Думай. Просматривай там все еще и еще раз!
Хлопаю дверью, возвращаясь в спальню.
Падаю возле постели, сжимая в руках холодные ладони.
Здесь темно. Шторы за все время не раздвигали.
Да и какой, на хрен, свет? Если глаза ее закрыты?
Кто она тебе?