Невинные дела (Худ. Е. Капустин)
Шрифт:
В этот и на следующий день врач снова заходил, но Реминдол не пожелал отвечать на вопросы. На третий день двое солдат, тоже почему-то в белых халатах, провели Реминдола наверх, в кабинет начальника. И этот был в белом! Странный маскарад!
Начальник предложил сесть, открыл и придвинул Реминдолу коробку с сигарами.
— Мне передали, — сказал он, также чисто, без акцента, — что вы готовы вернуться домой. У нас нет оснований задерживать вас. Если вы сообщите ваш адрес или ваш домашний телефон…
— Послушайте, прекратите эту комедию! — раздраженно крикнул Реминдол. — Вы, господин коммунист, отлично знаете, кого вы захватили. Вы давно охотились
— Так, значит, это вы пропавший военный министр? — совершенно спокойно спросил начальник.
— А, пришлось сознаться! — торжествующе воскликнул Реминдол. — Ваше притворство, будто вы ничего не знаете, слишком глупо.
— Что ж, ваше превосходительство, — примирительно сказал начальник, — сообщите ваш адрес, и мы немедленно доставим вас домой.
— Мой адрес? — возбужденно воскликнул Реминдол. — Вы не знаете адреса военного министерства?!
Он почувствовал, что коммунист готов идти на уступки, видимо испугавшись его, и становился дерзок.
— Домашний адрес устраивал бы нас больше… — осторожно сказал начальник коммунистов.
Ясно: они боялись обратиться в министерство, боялись ответственности, наказания.
Реминдол ударил кулаком по столу:
— Я требую, чтобы вы немедленно позвонили в министерство! Сейчас же!
Он снова ударил по столу, но тут вскочили двое, скрутили его, яростно рычавшего, и, оттащив в камеру, бросили на койку.
Врач, навещавший Реминдола, постучал в кабинет начальника.
— Ну как, господин директор, — спросил он, входя, — удалось что-нибудь узнать?
— Удалось узнать, что у нас беспорядки, безобразие! — сердито сказал тот, кого называли директором.
— Что вы имеете в виду, господин директор? — удивленно спросил подчиненный.
— За чем вы смотрите? Как вы могли допустить, чтобы к нему попала газета?
— Газета? Не может быть!.. А почему вы думаете?
— Еще бы! Слышали бы, что он тут нес: он — военный министр, мы его похитили, мы, конечно, злобные коммунисты, выдала его коварная женщина… Разве сумасшедший сам такой бред выдумает? Все из "Горячих новостей"…
— Решительно не понимаю, как это случилось, — смущенно сказал врач. — Разве кто-нибудь из служащих? Вряд ли… А может быть, он через форточку услышал? — догадался врач. — Знаете, как в соседнем парке орет громкоговоритель…
— Надо бы поговорить, чтобы его сняли. Мало хорошего, если радио будет сбивать с толку наших сумасшедших. Сами знаете, как трудно разуверить их, если они что-нибудь вобьют себе в голову. Да уж черт с ним, воображай себя хоть министром, но адрес-то свой сообщи…
— Пожалуй, застрянет у нас…
— В том-то и дело. Наполеон торчит вторую неделю, теперь этот…
Директор имел все основания быть недовольным. Возглавляемое им учреждение было приемным пунктом "Скорой психиатрической помощи", основанным частным филантропическим обществом. С тех пор как настала эра атомной энергии, все большее количество людей теряло душевное равновесие, почему филантропическое общество и сочло своим долгом прийти на помощь. Но в обязанности пункта входила именно скорая помощь, а не лечение. К сожалению, пациентов забирали иногда при обстоятельствах, не позволявших выяснить их адреса. Долго не могли обнаружить адреса "атомной бомбы". Пациент, вообразивший себя ею, был чрезвычайно беспокоен, так
Вечером врач сообщил, что пациент ь354 по-прежнему называет себя министром и требует, чтобы его доставили в военное министерство. Новым в его бреде было только то, что он дал имя таинственной женщины, предавшей его.
— Сообщите, пожалуйста, о нем подробнее полиции, пусть разыщут семью или родных, — сказал директор. — Наполеон Бонапарт и министр Реминдол — это для нас слишком много. Мы — не правительство…
Описав внешние приметы пациента ь354, врач сообщил полиции, что он был задержан три дня тому назад ночью на одной из окраин города, бежавшим в одной пижаме за пожарной машиной, мчавшейся на пожар. Больной кричал: "На нас напали коммунисты!" Доставленный на пункт "Скорой психиатрической помощи", он каким-то чудом раздобыл номер газеты и вообразил себя похищенным военным министром, причем винит в предательстве какую-то коварную Анни.
В тот же день из полиции явился чиновник, который долго глядел в глазок палаты ь354. Он удалился с явно взволнованным видом. А через полтора часа к подъезду пункта "Скорой психиатрической помощи" подкатила машина, из которой вышло четверо в генеральской форме. Вызвав директора пункта и предъявив свои удостоверения, они просили проводить их к пациенту ь354. Спустя несколько минут они вышли вместе с ним, один из генералов расписался в получении на руки пациента ь354, и всей группой двинулись к ожидавшей их машине. Удивленные директор и врач вышли на крыльцо. Один из генералов, сняв с себя шинель, накинул ее на плечи пациента ь354 и, заботливо поддерживая его под руку, усадил в машину. Другой генерал, обернувшись к директору, сказал:
— Вы понимаете, господин директор, что публика знать об этом прискорбном случае не следует.
Машина, мягко шурша по гравию дорожки, укатила за ворота.
А профессор и врач, окаменелые, все еще стояли и молча смотрели вслед.
— Послушайте, господин директор, — проговорил наконец врач, — но ведь это значит — он действительно… действительно…
— Телеграфируйте сейчас же в Париж! — отрывисто бросил директор.
— В Париж? — изумился врач.
— Да… Сообщите им, что император французов Наполеон — у нас. Пусть за ним присылают…
16. Энтузиазм! Энтузиазм!
Мудрый человек греется от той же самой головни, которой безумец поджигает свою палатку.
Генерал Реминдол был доставлен не домой, не в лечебницу, а на загородную виллу друга-секретаря Бедлера. Решено было, что он здесь передохнет, чтобы привести в порядок расшалившиеся нервы. Бедлер объяснил своему шефу, как произошло печальное недоразумение, когда обычный свет от фар пожарного автомобиля он принял в тумане за таинственный луч. Генерал слушал молча, и Бедлер не понял, поверил ли друг ему или так и остался при прежнем мнении.