Невинные дела (Худ. Е. Капустин)

Розвал Сергей Яковлевич

Советник Докпуллера, профессор Ферн, был взбешен таким поворотом дела. Он понимал, что это подводная мина Бурмана. Сумасшествие Реминдола вызвало раздражение господина Докпуллера: генерал посмел подвести его. Сообщение же печати о том, как генерал угодил в пункт "Скорой психиатрической помощи", вызвало у господина Докпуллера редкую для него вспышку гнева. Ферну пришлось пережить очень неприятные минуты.

— Вы безумней его! — в раздражении бросил своему советнику господин Докпуллер. — Он еще может прийти в себя. Но после

скандала в газетах что в нем толку?

Ферн чувствовал себя виноватым. В самом деле, как он прозевал, как не сумел заранее заткнуть рот газетам? Ведь в его распоряжении все необходимые средства: господин Докпуллер в эти мелочи не вмешивался и ни в чем не ограничивал своего премьера.

Но вместе с тем Ферн убедился, что господин Докпуллер не оставил своих надежд, связанных с Реминдолом. О, если бы он выздоровел, все было бы списано! Ферн решился увидеться с профессором Челмэджером.

Свидание состоялось в лечебнице профессора, в его кабинете. Ферн интересовался прогнозом, подчеркнув, что господин Докпуллер не сомневается в искусстве профессора Челмэджера.

— Видите ли, — задумчиво заметил профессор, — сказать что-либо определенное трудно. К сожалению, генерал обманул мои ожидания, — при этом профессор сделал строго-недовольное лицо, как бы упрекая генерала за своеволие, с которым тот уклонился от прогноза такой знаменитости, как профессор Челмэджер. — Он целиком во власти своей навязчивой идеи. Это либо вызовет острую стадию болезни, либо переведет его в разряд тихих, но безнадежных хроников.

— Но неужели нет радикального лечения? — осторожно спросил Ферн. — При вашем искусстве…

— Есть один метод, правда, еще не испробованный…

— Профессор, вы возвращаете мне надежду…

— Вы знакомы с моим докладом в обществе "Проблемы великанского века"? — спросил Челмэджер.

— Поверхностно…

— Видите ли, я исхожу из теории профессора Фурта, что коммунизм — это, как он выражается, особая психополитическая болезнь. Это своего рода идея-фикс, и освободить от нее больного можно при помощи довольно несложной хирургической операции на мозгу пациента.

— Да, об этом я слышал.

— Ну, так вот. Болезнь генерала, по-моему, принадлежит к тому же роду, но, так сказать, представляет антипод того, чем болеют коммунисты. То — коммунизм, а это — коммунизмобоязнь. Вам ясно?

— Как будто…

— Но если так (а это так), то отсюда логический вывод: та же операция может спасти генерала.

— Вы думаете? — радостно воскликнул Ферн.

— Убежден. Надо, так сказать, вырезать идею-фикс.

— А не опасно?

— Для жизни нисколько. Единственная опасность, что операция может и не дать желаемого эффекта или даже превратить пациента… ну, как бы это выразиться…

— В идиота? — подсказал Ферн.

— Если хотите… Но, принимая во внимание нынешнее положение генерала, не такая уж это потеря…

— Да,

конечно… по-моему, стоит пойти на риск.

— Рад слышать, — удовлетворенно сказал профессор Челмэджер. В самом деле он был очень доволен. Операция в случае успеха принесет ему славу, в случае же неудачи придется просто ее замолчать. Но профессор думал не об одной славе.

— Знаете, операция уникальная, требует исключительного искусства…

Ферн понял.

— О, об этом не беспокойтесь… Какой гонорар считаете вы для себя достаточным?

— Сто тысяч…

Изящным жестом Ферн вынул из внутреннего кармана чековую книжку.

— Я бы хотел, господин Ферн, чтобы сведения об операции преждевременно не просочились… — сказал на прощание Челмэджер. — Вы понимаете, исход неизвестен.

— Незачем мне об этом говорить. — Ферн откланялся.

Так втайне был выработан этот замечательный план возвращения осиротевшей стране потерянного вождя. Но страна об этом не знала.

Единственным, кто что-то заподозрил, был президент Бурман. После того как при помощи своего маневра он довел до сведения общественного мнения скандальную историю генерала, президент считал своего соперника уничтоженным.

Но когда личная разведка президента донесла о визите Ферна Челмэджеру, президент взволновался. Очевидно, Докпуллер опять что-то затевает, а Челмэджер — чудотворец, как бы они не поставили генерала на ноги!

Скрепя сердце президент направился в лечебницу Челмэджера, предварительно сообщив ему о визите. В сущности, в этом не было ничего необычного и удивительного: естественно, что президент интересовался судьбой своего переутомившегося министра.

Беседа состоялась в той же комнате, на другой день после встречи с Ферном. Челмэджер сначала молчал о намеченной операции по тем же причинам, по каким он просил молчать о ней Ферна. Но потом у него появилась соблазнительная мысль: а что, если и с этого удастся получить гонорар за операцию? Для этого достаточно было промолчать о соглашении с Ферном и представить все дело так, как будто операция производится по желанию президента. Профессор изложил теорию "психополитической болезни" и вырезывания идеи-фикс. Бурман внимательно слушал.

— А не опасно? — спросил Бурман так же, как и Ферн.

Профессор повторил те доводы, которые убедили Ферна. На этот раз, уже не подыскивая и не смягчая выражений, он напрямик заявил, что единственная опасность в том, что пациент может остаться идиотом. Но не это испугало Бурмана.

— Но может и выздороветь? — спросил он.

Челмэджер понял, что именно это страшит президента. Но, видимо, Бурман не хотел показать этого и начал распространяться насчет того, что случай с Реминдолом поставил правительство в тяжелое положение, и если, выздоровев, он, вернется на свой пост, правительство всегда будет под страхом возможности рецидива.