Неволя
Шрифт:
В усадьбе, у самых ворот, Амир отобрал у Михаила котомку, а на его протест молча отвесил ему горячую оплеуху и важно удалился. Обнаружив в котомке толстую рукописную книгу, Амир Верблюд осмотрел её со всех сторон, понюхал, поморщился от её неприглядного вида и понес Бабидже, держа брезгливо двумя пальцами.
Бабиджа, в свою очередь, полистал её, тоже понюхал и тоже поморщился и бросил в угол одной светелки, где у него валялось ещё несколько книг. После этого он отряхнул руки и даже вытер их о полу халата. Для него эта русская книга не представляла никакой цены, зато Михаил горевал о ней, как о потерянной драгоценности. Да,
В пятницу рабов не погнали на водоемы. Все мусульмане с утра отправились в мечеть на молитву, а рабы занялись работами: кто подметал двор, кто выправлял повалившийся забор фруктового сада, кто сушил кизяк. День, на счастье, выдался сухой и ясный. Михаил, Вася и Тереха палками выбивали ковры, висевшие на шестах, когда к ним прибежал радостный Митроха-пскович и сообщил шепотом, что на арбе привезли Амира Верблюда, сильно побитого, с ушибленной ногой. Вася сказал с воодушевлением:
– Это Господь его наказал. За злобу!
Сознание того, что их мучитель кем-то жестоко бит и страдает от боли, доставило рабам немалое удовольствие. Как выяснилось впоследствии, с Амиром Верблюдом свели счеты какие-то люди из-за той молодой женщины, с которой он разговаривал накануне на улице, когда Михаил получил в подарок Евангелие от умирающего монаха-странника.
Вечером рабы собрали все ковры и занесли в дом, сложили в углу одной комнаты, куда указал сопровождавший их векиль Али. То ли благодаря хорошему дню, то ли по другим каким причинам векиль был настроен благодушно, смеялся и шутил с рабами, и Михаил осмелился спросить Али, нельзя ли ему переговорить с господином: он ещё надеялся, что Бабиджа-бек возвратит Евангелие.
Векиль напыжился, вздернул подбородок и ответил, что у хозяина нет времени выслушивать его, раба, а если он хочет что-либо узнать, пусть спрашивает его, Али на то и существует, чтобы удовлетворять просьбы слуг и рабов.
Михаил решил схитрить и сказал, что ему хотелось бы знать, не поступили ли какие-нибудь вести из Москвы. Векиль заохал, точно от зубной боли, закачал своей длинной головой в чалме:
– Нет вестей. Ничего нет. Не хотят тебя выкупать. Беку убытки. Большие убытки. А ты этого не ценишь!
Михаил сделал вид, что огорчен словами векиля, и покинул помещение следом за Васей и Терехой, не прекращая гадать, каким способом возвратить книгу. Эта мысль так глубоко запала в голову, что он иногда подумывал дерзко, уж не забраться ли в покои и не выкрасть ли Евангелие; он давно считал себя обязанным вызволить во что бы то ни стало святое слово Божье, да не знал, где оно хранится.
При уборках помещений ему приходилось бывать почти во всем господском доме, он знал, какое в нем хранится имущество и даже дорогие вещи, но ему ни разу не случалось заходить в покои самого Бабиджи. У резных высоких деревянных дверей рабов всегда останавливал Али.
Уборкой в покоях господина занимались женщины, только им было позволено выметать сор, обмахивать пыль со стен, только они носили ему чаши с вареным мясом или пиалы с питьем.
Однажды Михаилу выпал случай заглянуть и за высокие заветные двери. Слуга Ахмед приказал ему отнести резную низкую скамеечку из черного дерева, а куда нести - не сказал, вот и направился Михаил со своей ношей прямо в господские покои.
Он оказался в полумраке и тишине - слабый свет проступал через одно маленькое оконце,
Как только Михаил увидел книги, сердце его трепетно забилось, а все тело стала сотрясать нервная дрожь. Он метнулся к углу, схватил первую попавшуюся книгу и чуть не закричал от радости - это оказалось Евангелие. Его Евангелие! Едва он собрался сунуть его под рубашку, за веревку штанов, как услышал осторожный шорох. Он положил книгу на прежнее место и одним прыжком возвратился к скамье.
Занавески на дверях приподнялись, и через порог переступил векиль Али. Увидев постороннего, векиль испугался и спрятал что-то на груди, под халат, но, разобрав, что перед ним всего-навсего раб, впал в бешенство и с кулаками набросился на Михаила:
– Чего хотел?
– Скамью принес, - говорил Михаил, стараясь уклониться от кулаков векиля.
Али схватил Михаила за ухо и повел к выходу, злобно бранясь.
– Господин!
– взывал Михаил, пытаясь освободиться.
– Отдай книгу! Зачем она вам?
– Ах ты шакал! Украсть хотел? Так получай же!
На шум явился Бабиджа-бек, но Али уже успел вытолкать Михаила во двор, пнув при этом ногой:
– Пошел вон, презренный раб!
Бабиджа-бек молча покачал головой и выжидающе уставился на Али, а тот, подобострастно улыбаясь и кланяясь, доложил:
– Просил книгу.
– Книгу?
– удивился Бабиджа.
– Да, господин. Какую-то книгу.
Дерзость этого русского ещё больше удивила Бабиджу, он покачал головой и вернулся в свой покой в раздумье. Сев на ковер, бек пододвинул светильник поближе к подставке из черного дерева, на которой лежала раскрытая толстая книга. То был Коран.
Глава двенадцатая
Однако Бабиджа не смог читать. Его мысли были заняты Озноби, из всех рабов к одному ему бек питал пристрастие и даже некоторое уважение за умение достойно держать себя и разумно отвечать на вопросы. Да и вообще Озноби нравился беку своей рассудительностью, спокойствием, и он подумывал, уж не приблизить ли его к себе, не возложить ли на него более достойную обязанность, чем простую тяжелую работу на водоемах. Затем его увлекли сладкие мечтания о Джани, дочери Нагатая, молодой прекрасной вдове - его печали и его радости, - и он забыл про Озноби. Как скряге приятно думать о богатстве и каждый день любоваться им, так и ему было приятно думать об этой женщине и мысленно вызывать её образ.
Когда Джани стала вдовой - её муж, Ибрагим-багадур, погиб на Кавказе, в последнем походе хана Джанибека, - у Бабиджи появилась заветная мечта взять её в жены. Вначале он таил в себе эту мечту, доверяя её лишь Аллаху, которого просил о помощи, будто Всемогущий мог стать для него свахой. Но Всемилостивый хотя и внушает надежду, поддерживает веру в благоприятный исход задуманного дела, да не дает совета, как его совершить; поэтому Бабиджа вынужден был поделиться своей думой с векилем Али, который похвалил за выбор и желание обзавестись молодой женой, ибо давно настало время подумать о наследнике. Если с ним, Бабиджей-беком, славным господином, что-нибудь случится, - храни его Аллах!
– кому достанется все богатство?