Невостребованная любовь. Детство
Шрифт:
– Ты же сказал: не будешь бить!
– А я разве бью? Я просто погладил тебя одной ручкой. Надеюсь, ты меня понял? Не слышу. Не слышу! – Николай наклонился над Грахановым и поднёс кулак к носу.
– Понял! – часто моргая, завопил инструктор, сплёвывая кровь.
– Не слышу! – громко повторил Николай.
– Понял! – громче ответил Граханов На крыльцо вышла его мать и спросила:
– Никола, хто там прийшов, син?
– Друг, – ответил Никола.
– А чому ти на земли лежишь? – забеспокоилась мать.
– Спикнулся. Всё добре, мама, иди до дому.
Как только мать инструктора скрылась за дверью, одной рукой одним рывком за грудки, Николай поставил Граханова
– Ну, бывай, друг! – сказал Николай, сделав ударение на слове «друг». Граханов, как собачонка, заглянул ему в глаза, вытирая рукавом кровь с лица. Николай Грехов повернулся и пошёл прочь. Николай Граханов с облегчением вздохнул. Он понимал, что легко отделался, по всему могло кончиться значительно печальней для него, не выйди мать на крыльцо. С этого дня Граханов твёрдо решил идти работать в милицию.
Никогда ещё Николаю дорога в четыре километра не казалась столь короткой, он не хотел оказаться дома до того, как успокоится и придёт в себя. Он шёл, едва переставляя ноги. Останавливался, стараясь собраться с мыслями и разобраться, что делать дальше. Сходил с грунтовой дороги, подходил к берёзам, упирался лбом в белоснежную бересту, чертыхался, бил по стволу кулаком… Снова выходил на дорогу, снова плёлся, едва-едва переставляя ноги… Расстояние до дома катастрофически сокращалось, а он никак не мог успокоиться и смириться с тем, что произошло между ним и женой, как сперва он нанес удар по их отношениям, а потом она доломала всё. Он помнил о рассказе старого сторожа на конюшне и хотел прийти домой спокойным и найти справедливое решение их отношений в будущем. Николай понимал: он сам толкнул её на этот грех, но не мог смириться с тем, что он, альфа-самец, а ему изменяет жена. И с кем? Столько раз он изменял девушкам и молодкам, но ни одна из них не изменила ему, по крайней мере, до того времени, как он сам рвал отношения с ней окончательно. Он никогда об этом не задумывался и не предполагал, как это больно, когда тебе изменяют. Гордыня преобладала над всеми его мыслями, пока он не понял: его не столько грех жены гнетёт, сколько боязнь, что кто-нибудь будет знать об этом. Нет, он же Николай Грехов, он ничего ни боится. Надо взять себя в руки и идти домой. Жена в отчаянии, как бы ни последовала примеру матери, не наложила на себя руки.
Надя не зажигала свет, сидела у окна на лавке, глядя в окно. Ещё засветло она видела, как вернулась машина, на которой муж уехал в город. Что на этот раз? Что будет, если он узнает правду? Раз и навсегда сломал брат счастливую семейную жизнь сестры. Всё пошло не так, как должно быть. Они не расстались, жизнь не свернула с той дороги, по которой вдвоём они шли уже второй год. Да только теперь дорога была в рытвинах, да в ухабинах, не дорога, а сплошная колея, из которой ни Николай, ни Надежда не смогут «выехать» ещё очень долго. Сам же брат Виктор раз и навсегда отстранился от сестры. Он закончит институт, сходит в армию, откуда привезёт жену-метиску – полурусскую-полубурятку, девушку несказанной красоты.
Стукнула калитка, Надя сникла. Каждый приход мужа домой пугал её, она боялась даже представить, что её ждёт, если он узнает правду. Николай зашёл, включил свет. Помыл руки, сел за стол. Надя подала ему тарелку с супом и ложку, он молча стал есть. Взглянул на жену, отодвинул тарелку и сказал:
– Хватит лить слёзы. Что было, то было. Оно уже прошло, его более нет. Надо жить дальше. Забудь всё, я тоже всё забуду. Будем жить, как жили раньше, хотя бы ради ребёнка. Не поминай моего греха, я не стану поминать твоего греха.
Надя смотрела на мужа широко открытыми глазами: «Что
– А избу мы с тобой построим, обязательно построим. Накопим денег на лес и сами срубим, так дешевле.
То, что муж строил далеко идущие планы, успокоило Надю, и она подумала, что может быть в их семье всё будет, как прежде. Утром, чтобы успокоить дочь, опять дала ей пососать пустую грудь. Вдруг почувствовала сильное покалывание внутри груди и поняла: молоко вернулось. Николай прав, надо всё забыть и жить дальше.
Через неделю Надя почувствовала тошноту и кинулась к умывальнику, её вырвало. Она перебрала в мыслях всё, что сегодня съела. Продукты все свои, самые обычные, всё свежее – ничто не могло вызвать тошноту и рвоту.
– Только не беременность! Господи, только не это! Только не сейчас!
Николай не допускал даже мысли, что жена может избегать своего супружеского долга. Он в первую же ночь, после возвращения её с курсов, занялся с ней любовью и, как многие мужья, считал, раз он поимел жену, значит, прощение ему обеспечено. Всё намного проще: просто, куда бедной женщине деться? То, что она смирилась со своей участью, не означает, что простила.
Надя металась по избе, осознавая, что она беременна: «От кого? От одного или другого? Как прореагирует муж? Если ничего не знает, возможно, будет рад. А когда узнает, что тогда? Граханов – подлец, непременно похвастает своей «победой» надо мной. Сплетни в сёлах разносятся быстро. Даже я сама не могу сказать, от кого забеременела: между ними всего три дня. Может сдаться и роды ничего не скажут. Да и в любом случае не скажут, ведь женщина может, как не доходить, так и переходить. Что же я наделала?» Снова потекли слёзы: «Граханов сказал, что у него должна быть свадьба. Может, женитьба остановит его сплетничать, вряд ли это понравится его будущей жене.» Надя не знала, что муж уже всё знает. Когда тошнота в очередной раз выгнала её из-за стола, Николай нахмурился:
– Ты понесла или мне показалось?
– Похоже, – ответила жена и жена сникла.
– Только не это! – сказал муж и вышел из избы.
Долго он курил на крыльце: «Что делать? – роились мысли в его голове: – После войны аборты законом запрещены, бабку найти нереально: кто захочет сидеть в тюрьме по статье «убийство»? Лишь бы не мальчик» – продолжал думать Николай: «Я так мечтал о сыне, а вот теперь это пугает. Нет, Николая Грехова нещто не пугает. Я сказал жене: «Будем жить, как раньше жили». Значит, так тому и быть. Лишь бы не мальчик. А если этот мальчик мой? Если я родного сына собственными руками оттолкну от себя? Да, ты прав, сторож: жизнь прожить – не поле перейти. Вразуми меня, Господи!»
Время шло: Надя работала на комбайне, Николай на своём ДТ-54, у дочки по-прежнему болела рука, рана становилась всё больше, ни кто не мог понять, что это и чем это вызвано. Тут пошли по селу слухи, что в соседней деревне, что находилась на правом берегу Течи, между их селом и селом родителей Николая обнаружили страшную болезнь то ли ящур, то ли, вообще, чуму. Точно никто ничего не знал, но слухи доходили, что по осени всех жителей: и старого и малого, погрузили на крытые брезентом военные машины и вывезли в районную больницу. Людей тщательно обследовали и лечили. Нагнали солдат и военнообязанных. Одна часть солдат занялась уничтожением села: дома вместе со скарбом и пожитками сжигались, убивали и сжигали весь скот, погреба и ямы с овощами и прочими продуктами засыпали землёй, разобрали все печи и прочие кирпичные или каменные сооружения и зачем-то также зарыли в ямы. Следов от села не осталось, не считая изуродованной тяжёлой техникой поверхности земли.