Невозможность страсти
Шрифт:
– Прости. – Павел понял, что свалял дурака. – Думай сколько хочешь, я подожду. Что там у вас, всё тихо?
– Ну, о «тихо» мы можем только мечтать. – Ровена вздохнула. – Орёт она как резаная, словно до неё никто в мире не рожал. Процесс, конечно, неприятный, но так кричать – это что-то запредельное. Я Тимку отправила вслед за Светой к Матвеевым – боюсь, теперь у моего ребёнка будет пожизненная травма. В общем, в доме одни взрослые опытные тётки и Ленка, стоически поддерживающая нашу роженицу. Лёшка в ужасе сбежал в гараж, для него это тоже новый опыт.
– Рона…
– Я не знаю, Паш. Ну, просто не знаю, понимаешь? Что ты хочешь, чтобы
– То есть ты этой возможности никогда не рассматривала?
– Паш, большую часть времени, что мы с тобой знакомы, я лежала в койке и корчилась от боли. С немытой головой притом. – Ровена вздохнула. – Это не способствует никакому либидо. Но так даже лучше, потому что я рассмотрела тебя на трезвую голову. Большего я тебе пока не скажу. Но – может быть. Давай не будем торопиться, а уж насчёт «выйдешь за меня» – об этом пока и речи нет.
– Что ты теряешь?
– Себя. – Ровена засмеялась. – Биг, ну ты как маленький. Ты должен понимать, что так неинтересно совсем. Раз-два, и всё решили. А повыпендриваться? А пострадать какой-нибудь фигнёй? Нет, Биг, ты же взрослый, должен понимать правила. Ой… что, Ленка?
Что-то ей сказала Лена, Павел попытался услышать, но не получилось, зато он услышал Ровену.
– У нас девочка родилась. – Ровена смеётся. – Ещё одна вертихвостка пришла в этот мир, чтобы мучить ваше племя и потреблять цветы и камешки. Всё, Биг, я ложусь спать, меня просто рубит.
– Рона.
– Что?
– Будь начеку. – Павел знал, что должен ей сказать. – Заприте все двери.
– Что, плохи наши дела, Биг?
– Похоже, что хуже некуда. Я скоро буду, но вы должны продержаться.
– Ладно.
Павел вздохнул и прервал связь.
– Всё готово. – Андрей тронул его за плечо. Он уже успел переодеться. – Переодевайся, и выдвигаемся.
Павел оглянулся. В беседке никого не было, сад утопал в непроглядной темноте.
– А Пупсик где?
– Дьявол его знает, где он. Пупсик… надо же, какая кличка смешная. – Андрей возмущённо засопел. – Пропал он, я даже не заметил когда. Вот секунду назад был здесь, смотрю – нет его, и пустые бутылки из-под своего йогурта забрал, даже коробку картонную.
– Аккуратист. – Павел ухмыльнулся. – Очень ему надо, чтоб я его пальцы и ДНК в базу к себе занёс, а на бутылках всего этого в избытке. Лиза родила. В доме только девчонки и Лёха, Стефания Романовна с детьми у Матвеевых, Тимофей там же.
– Так даже лучше. Сказал ей?
– Сказал. Пользы им от закрытой двери не будет.
Зазвонил телефон. Павел посмотрел – номер незнакомый.
– Паш, езжайте в клуб. Густав там, вижу его.
– Сейчас будем.
Павел нажал кнопку завершения вызова и набрал Пупсика.
– Что, Паш?
– Что ты мне только что сказал?
– Я?!
– Понятно. – Павел вздохнул. – Ну, знай, тебя не просто срисовали, но и образец голоса получили. А это может быть только в одном случае: ваш диспетчер, принимающий заказы в «Козырной семёрке», записывал тебя и слил.
– Я понял. Ну, что ж, теперь я мотивирован ещё больше.
Андрей посмотрел на Павла и покачал головой.
– Густав понял, что мы его ищем, чтобы поспрашивать. – Павел стал переодеваться для ночной вылазки. – Позвонил якобы Пупсик – голос подделан через программу, ту же, при помощи которой отозвали охрану от больницы. Ну, и направили нас
– Густав, может, и там. – Андрей пристегнул к лодыжке нож. – Только интерес его сейчас в Озёрном – сделка у него, днём ребёнок должен быть у покупателей. Давай звони Лёхе Булатову, предупреди его, а я снова позвоню ребятам.
– Скажи, чтобы перешли на рацию и выключили телефоны.
– Едем в Озёрное прямо сейчас?
– Ну да. – Павел закончил экипироваться и прислушался. – Хорошо быть сверчком. Трещи себе да прыгай, вот и вся забота.
– Нет, лучше всего быть котом. Видал, как Буч у Ники живёт? Кум королю, сват министру.
– Тоже хорошо. И дамочки тискают постоянно. Только кастрировать могут.
Засмеявшись, они вывели машину со двора, заперли ворота и нырнули в темноту.
Ровена не участвовала в суматохе. Она сидела в беседке вместе с Тимкой, который перенёс туда её кресло. Но усталость навалилась на неё, и больше всего на свете ей хотелось лечь в постель и уснуть. Но она не могла – дом хоть и большой, но не настолько, чтобы не слышать пронзительных криков Лизы. Ровена вспомнила, как она рожала Тимку: когда становилось невмоготу, она просто билась головой о железную спинку кровати, пока это не заметила акушерка и не изругала её дурой. Ровене и в голову не приходило орать благим матом, потому что привезли её в отделение ночью, за стеной спали новорождённые, а в отделении отдыхали мамочки, и любой звук в просторном коридоре отдавался гулким эхом. И она молчала как партизан на допросе, но потом долго болела шишка на темени.
Своим звонком Павел отвлёк её от усталости и боли, которая навалилась на неё снова. Его ультиматум не испугал Ровену – на данный момент у неё были гораздо более серьёзные проблемы, чем переживать из-за какого-то ультиматума. Но она думала и об ультиматуме, и о Павле. И решила, что, пожалуй, должна на Павла рассердиться из-за того, что он посмел так с ней разговаривать, но отчего-то не сердилась. Она видела его рядом с собой – немного нескладного, помнила его успокаивающий голос: «Потерпи, скоро станет легче». И хотя легче не становилось, зато с Павлом Ровена не боялась прихода ночи. Она знала, что когда в отделении перестанут сновать медсёстры и врачи, рядом с её кроватью окажется Павел. Он станет рассказывать ей о своём житье-бытье и о новостях, поделится с ней своими мыслями и версиями, и она будет отвечать ему, поддразнивать его, капризничать и требовать подчинения, а он будет стоически всё терпеть, выполняя все капризы, стараясь её развлечь. И когда она засыпала, уставшая и несчастная, то знала: она не одна в этой жаркой тьме, полной боли и безнадёжно испорченного лета.
Отправив Тимку к Матвеевым, она перебралась в гостиную. Там стоял широкий удобный диван, и Ровена, сбросив с него Стефкины игрушки, улеглась и потянула на себя плед – несмотря на лето, её бил озноб. Это пришла температура, которая изводила её по ночам, и Ровена подумала о том, что ей не дали лекарств и не поставили капельницу, но сейчас некому позаботиться о ней, а сама она не знает как. Лариса занята, девчонки тоже, Алексей сбежал в гараж, решив, видимо, ночевать в машине. Ровена насмешливо улыбнулась: мужчины очень нервно реагируют на подобные вещи. Что ж, пусть знают, что приходится терпеть женщинам. Но у Лизы, видимо, что-то идёт не так, потому что её крики стали совсем уж пронзительными, и Ровена пожалела, что не осталась в беседке, там она, может, уснула бы.