Невозвращенцы
Шрифт:
— Как на треть, мы же в три раза сокращаем время?…
— Это наше последнее слово, — сразу же обрубил римлянин, бывший в этой группе старшим, попытку Ганника поторговаться.
— А может другие будут более сговорчивыми…
— А может другие вообще не возьмутся? Тем более что материал для приора негодный!
— Тогда я найму одного…
— Ты достаточно учился у ланисты чтобы знать, что для обучения приора обязательно нужно трое других. Не два, не один… Такое не сдохнет в первом или втором бою.
— Он уже пережил не один бой! И даже однажды сражался с приором! Так что вы ошибаетесь!
— Да? И с кем же это?
— С Ахмед-Сагитой.
— Хм… Странно. А как?
— Этот
— Да? А это точно был тот самый Ахмед-Сагита? На сколько я его знаю, Ахмед не промахивался никогда!
— Ну он попал, вообще-то, но не убил. Зрители пощадили…
— Да. Согласен. Это промах. Раз так, то мы сбросим с цены обучения еще десятину, за неимоверную везучесть.
— А еще он…
— Это последняя цена. Теперь уже точно последняя. — Приоры повернулись спиной к Ганнику и пошли по направлению к выходу.
— Но даже тридцать тысяч сестерций…
— Шестьдесят.
— Шестьдесят? — казалось Ганника сейчас хватит удар. — Но… У меня нет таких денег! Только тридцать…
— Это твое дело. Шестьдесят — последнее слово. И еще всякой мелочи, за твой счет: тренировочные рабы, мази, пища… то есть все что скажем!
— Но шесть тысяч ауресов!..
— Вернешь их быстро. Три-четыре года и приор гладиатор начнет тебе приносить чистую прибыль. Это знаешь ты, это знаем мы… Так ты согласен? — все так же не оборачиваясь спросил приор-гладиатор.
— Да.
— Вот и хорошо.
С этих слов для Игоря начался кошмар. Те тренировки, с которых началась его карьера гладиатора, сейчас вспоминались как приятный отдых. Эта же троица не давала ему спуску не днем, не ночью.
Для начала поселили их всех четверых в одном домике отдельно от остальных гладиаторов. Спать Руфусу приходилось столько, сколько разрешат и тогда, когда ему разрешат. Биологические часы были сначала беспощадно сломаны — тренировались по ночам, а отсыпались днем, а потом настроены с помощью специальных тренировок с непомерной точностью. К примеру, к концу обучения Игорь мог отмерять время с точностью до нескольких секунд, причем делал это неосознанно. Но это было самой безобидной тренировкой. Тело подверглось просто умопомрачительным изменениям.
Для начала, его оставили впроголодь на несколько десятков дней, при этом не снижая нагрузок. После того, как исчезли последние намеки на то, что не было совсем необходимыми для жизнедеятельности органами, ему постепенно было положено набирать массу. Диета была составлена китайцем и иногда приходилось есть сущую мерзость. (Однажды китаец, замученный непрерывными вопросами о происхождении и способе приготовки пищи, разъяснил как, откуда и что появилось на тарелке у Руфуса. Привело это к тому, что несмотря на запредельные нагрузки Игорь не мог есть еще трое суток. Никто его не заставлял. Есть, в смысле не заставлял, насыщенность тренировок приоры не снижали, считая что все нормализуется само собой. Так и вышло в итоге — на четвертый день желудок сломал мозг… Но после этого случая молодой гладиатор перестал задавать некоторые вопросы, ибо на них можно было получить ответы.) Параллельно, его телу придавили должную гибкость и силу. От упражнений на растяжку Игорь орал благим матом, проклинал своих мучителей и грыз зубами ворот рубахи, чтобы не сломать зубы. Китаец даже иногда не мог справиться со своей каменной физиономией — Игорь читал на его лице брезгливое призрение к человеку, который не может спокойно терпеть такую легкую боль.
Кстати, по сравнение с той болью, что мог причинять китаец, меркли даже шпагаты больше 180 градусов. Отлично знающий устройство человеческого тела, и болевые точки в частности, легким на вид прикосновением китаец, да и любой другой
Через месяца три, когда его тело пришло по мнению приоров в удовлетворительное состояние, его начали учить сражаться. Вот тут то Игорь понял, за что Ганник влез в долги. Приоры были Мастерами с большой буквы. Они не только показывали кучу совершенно невероятных приемов: как читать по глазам противника движение раньше, чем он его сделает и как таким образом обмануть; как плавным быстрым движением с хитрым разворотом нанести опасную или смертельную рану, которая откроется не сразу, а неожиданно, через некоторое время или наоборот — как сделать эффектную, кровавую но неопасную царапину; как самому подставиться под удар так, чтобы браг ошибся и посчитал тебя наполовину убитым и как не обмануться в таком случае самому; все это только небольшой кусочек того, что показывали Руфусу. Но приоры были мастерами не только потому, что столько умели. Они еще могли этому научить: заставить пропустить через себя новое знание, понять его и повторить. К сожалению, высшему мастерству из-за жадности Ганника: самому уметь так учить других, его не учили.
Уроки не были ни безболезненными, ни безопасными. На тренировках приоры равнодушно выкручивали Игорю из суставов руки и ноги, резали ножами, мечами и копьями, а уж синяки вовсе были не считанными. Спасали гладиатора только мази и массажи, которые лучше всякого массажиста делал любой из приоров.
Закрепление материала шло жестоким образом. Игоря одевали в положенные доспехи, против него выставляли раба-гладиатора и шел бой до смерти. Изюминка этой тренировки была в том, что убить своего противника Руфус мог только одним строго оговоренным перед боем образом. К примеру, если сказано было, что «противник истек кровью насмерть от пореза руки», то только таким, а не каким либо иным образом могла закончиться схватка. Иначе, очень, очень болезненное наказание.
— Почему именно такой пример? — Руфус повторил заданный на пальцах вопрос Алларика. Редкую минуту отдыха он употреблял чтобы немного развеяться со своими друзьями. А друзьям было профессионально интересно: чему и как его учат. — Просто однажды на тренировке произошел примечательный случай. Мне попался очень умный противник, да еще гладиатор-барон, руки которого целиком закованы в броню. И как такого поранить в руку?
— И как ты поранил его?
— Никак. Бой шел долго, наверное, летний час.
— Так долго? — удивился Пилус.
— Да. Этот барон меня чуть не убил. Вымотались страшо, еле ели на ногах держались оба. Под конец он, поняв что я бью его только по рукам, вообще перестал прикрываться, кроме рук…
— И как же ты его?
— Да надоело мне. И совсем плохо там все становилось — достал меня по ноге, хорошо — на излете, а то бы сломал к хренам собачьим. Я его ножом по горлу, а потом царапину прочертил до плеча. Раза получилась на руке…
— И что? Не наказали?
— Да нет, наказали… Ведь я все равно дух приказа нарушил, хотя формально соблел букву. Зато вот в награду за понимание того, что в бою все средства хороши дали целых два часа отдыха!
Но такие вот бои были не самым неприятными уроками. Куда хуже для Игоря по началу были уроки боевой анатомии. Проходили они просто на стол клали раба, приковывали его за руки и за ноги, неподвижно, затыкали рот. После этого несчастного начинали резать заживо, показывая стоящему рядом и борющемуся с тошнотой Игорю, как устроен человеческий организм. Куда надо бить, где рубить, на что давить. Сначала было мерзко и противно. Больно самому. А потом — никак. Руфус привык. Человек самая приспособляющаяся тварь.