Невозвращенцы
Шрифт:
Второй, напрашивающейся на язык, идеей была рассеяться и пробиваться на север на свой страх и риск. Руфус сразу же сказал, что он не будет препятствовать тем людям, что выбирут такой путь спасения, но предупредил, что шансов у них нет никаких. Такие семьи будут искать не только легионеры противника, но и местные жители, желающие справедливо отомстить за все причиненное гладиаторами зло. Для отлавливания таких рабов правителю достаточно было отрядить на всю провинцию всего лишь одну конную когорту. И все.
Третьим предложением, после отбрасывания совсем уж фантастичных, стало пробиваться силой, таща за собой медленный обоз с ранеными, припасами, добычей и семьями. Но сразу же возникал следующий вопрос: «а куда
Картина расположения войск противника на данном этапе сложилась следующим образом. С юга от Рима гладиаторов догоняли 5 полных легионов под командованием легата Марка Антония Павла. За удачную победу он получил титул проконсула Атикулы, уже почувствовал вкус гладиаторской крови и стремился разбить убежавший от него остаток повстанческой армии. При этом он оставался весьма и весьма опытным полководцем с холодной головой. С запада восставших поджидали недобитые Фритигерном, пополненные легионы легата Тая Франджипани, желавшего отиграться хоть на ком-то за свое поражение. Восток оставался пока свободен, но ходили слухи что с границы сняты еще два легиона и движутся навстречу бунтарям.
Южное направление не рассматривалось вовсе — ловить там было нечего. Также, глупо было бы пробиваться на запад — гладиаторов ожидала непокорная страна, западная граница Империи с охраняющими ее легионами и маленькие франкские королевства. Стратегически, логичнее всего было бы пробиваться на север, через уже однажды разграбленную и покорную восставшим провинцию. На этом пути им противостоял только один легион, состоящий из предателей, вцепиться в глотку которым желало большинство легионеров, неважно орел ли распластал крылья над их центуриями, или, оскалившись, шипел дикий кот. [126] Предателей во все века не любил никто: ни те, кого предали и не те кому передали — ведь предал однажды, предашь и еще раз!
126
Свободолюбивый дикий кот — символ восставших под предводительством Спартака.
К сожалению, идти на север было никак нельзя. Как бы не правильно это было и с моральной, и с полководческой точки зрения, но вот какая проблема. Пища. Ее у восставших оставалось максимум на 15 дней. Ну двадцать, если экономить. Ну двадцать пять, если для не сражающихся организовать минимальный паек. А потом все… И ведь у местных жителей не возьмешь ничего!
Дело в том, что хитрый Леонардо со всей провинции свез в столицу Нижней Германии всю провизию, оставив у немногих оставшихся в живых жителей только минимально необходимый запас. Конечно, это повлекло за собой большие проблемы, но всяко меньшие, чем возможность очередного прохода бунтарей, так что граждане его поддержали. Задержаться, рыская по лесам и холмам в поисках небольших пайков — невыгодно. Банально обозники съедят за это время больше, чем будет найдено, но время будет потеряно и ромейские легионы настигнут свою добычу. А взять город…
Главной причиной успехов Римской Империи была мощь его легионов. А основной силой легионов была уникальная приспособляемость. Любой удачный тактический маневр, построение, клинок или меч противника оценивались и лучшие брались на вооружение. Не было никаких сомнений в том, что остатки четырех легионов, побывавших в кровавой бойне у Атикулы, будут отличными учениками и смогут воспроизвести ее своим учителям.
Оставался только один путь — на восток. На восток, где за перевалами лежала еще не разоренная страна, где провизию можно собрать просто очистив пару плантаций вдоль дороги, где за двумя перевалами и мощнейшими горными крепостями, за Булгарским княжеством, лежит долгожданная свободная земля.
— Решение принято! Мы идем на восток!
Глава 54
— А
Темнело, но командовавший караваном центурион уже не волновался. На его классических черт лице блуждала довольная улыбка. Караван дошел до города, легионеры живы, движимое имущество и обоз — доставлены в целости и сохранности, несмотря на то, что проскочить пришлось перед самым носом у переднего дозора восставших.
С охраной, которая не хотела пропускать караван все было решено просто. Грозный рык, особенные легионерские ругательства, грозного вида свиток с множеством сургучных и восковых печатей, а также написанная на лице у центуриона родословная с корнями в основание Рима, развеяли у командовавшего караулом ворот опциона всякие сомнения. Караван медленно втянулся в крепость и ворота, как положено, были закрыты на ночь.
Недалеко от караульного помещения ворот стоял незаметный человечек. Такого в толпе встретишь — забудешь раньше, чем взгляд отведешь. Вот только внимательный, скорее даже пронзительный взгляд, которым он обшаривал прибывших и телеги… Этот взгляд сводил на нет всю маскировку. Лениво обмахиваясь, якобы вспотев, легат стянул шлем и снял с себя щегольски отделанную, офицерскую, лорику сегментата [127] и распахнул на груди тунику. Легким взблеском на закатные лучи солнца отозвался красный камень на округлом медальоне. Шпик слегка прищурился, глядя на рисунок, а потом его глаза резко расширились. Центурион легонько качнул головой, и орденец, склонясь, отошел за угол казармы.
127
Lorica segmentata — римский пластинчатый доспех.
— Брат Лонг. Яшма. — представился
— Публий Терренций Варрон.
— Но я слышал, что вас, простите меня, давно подвергли maxima capitis diminutio.
— Теперь ты знаешь, что стало моим настоящим наказанием. Правда, советую, сразу же похоронить это знание поглубже.
— Конечно! А как поживают отары вашего уважаемого батюшки?
— Ты отлично знаешь, что отары моего отца отлично стригутся в бочки, из которых потом вытекает лучшее вино во всей Восточной Империи.
— А могу ли я тогда узнать второе имя достопочтенного Брата-Рубина?
— Брутус.
— Как? Неужели сам Брутус, великий интриган и…
— Нет. Я другой Брутус. Я получил свой рубин за другое. И хватит игр и проверок! Сейчас не до них! Значит так. Мой груз — оружие и броня. Его следует разместить недалеко от казарм — завтра же следует набрать две сотни ополченцев. Рабов… Рабов пока тоже расположи на плацу около казарм, чтобы им в голову ничего странного не пришло. Пусть за ними пара-тройка легионеров постарше присмотрит. А я пока пойду доложусь трибуну, все равно по заданию это надо сделать. Кстати, где он сейчас обитает? Дай мне провожатого… Те еще здесь? Что встал? Исполняй!
— Да, старший брат.
Трибун, командовавший обороной крепости, запиравшей вход на перевал, уже собирался отойти ко сну. А с учетом того, что за сегодняшний день он набегался до полного изнеможения, что даже не осталось сил помять перед сном покорную наложницу, прибывший центурион был встречен максимально неласково.
— Тиберий Гай Фламиний? Центурион Публий Терренций Варрон. Прислан из Рима!
— Вижу, что центурион, — поморщился трибун и не распечатав отложил свиток с документами. Лицо столичного гостя окаменело. — Каков груз ты привез? А то мне еще не успели доложить.