Невозвращенцы
Шрифт:
Таким образом захват города был невероятен, штурм — невозможен, а оставаться под стенами — самоубийствененно. Однако одну попытку восставшие все же сделали. Но назвать это штурмом было сложно. На участке стены, где ее высота была минимальна, длинной в две башни Северный и оба Росских легиона, свой легион Руфус пожалел и запретил им участвовать в этой глупости, с помощью приставных лестниц попытались взобраться наверх, но были отбиты с огромными потерями.
Обусловленное жадностью решение идти на Рим было ошибочным.
И до этого испытывающий сложности с разношерстной массой восставших, теперь Руфус со всей ясностью прочувствовал свою никчемность
Медленно, но верно войско восставших стало разлагаться. Среди восставших медленно стали распространятся пораженческие настроения. Началось дезертирство. Откуда-то появились крикуны, которые на одном углу призывали «Возьмем Рим! Еще немного и ромеи дрогнут!», а на другом «Надо бежать или сдаться сейчас! Пока еще помилуют!». И бывшие рабы прислушивались к этим словам. Попытки контрразведки найти этих крикунов, так как не безосновательно подозревали в них ромейских засланцев, каждый раз оказывались безуспешными.
На совете каждый день гремели жаркие баталии. Руфус, шестым чувством ощущавший, как убегают последние отпущенные Богами для спасения мгновения, орал и надрывался, но мало кто его слушал. И хотя Порошка был «за», ослепленный жадностью Ярий был «против», Скамкель, которому некуда было возвращаться — «против», и Пилус — который не хотел идти к россам — тоже «против». И легионы оставались у стен Рима.
Масла в огонь добавило появление в лагере раненного Алларика, далекое от триумфального. В этот день войско потеряло около полутора тысяч человек. Тут, следует отметить, ромеи оплошали и сами помогли восставшим в пресечении дезертирства. Все беглецы были пойманы конными разъездами, которые уже давно кружили вдалеке от лагеря, и казены. Головы ромейские кавалеристы с хохотом подбрасывали прямо по ноги пешим патрулям.
Наконец, на состоявшемся в один из вечеров совете, произошло то, что давно уже должно было произойти. Восставшие раскололись на два лагеря, но не по национальному признаку, а по жадности. Осторожных и менее жадных возглавил Руфус. На следующий день он покинул войско восставших и отправился на север. С ним ушел его легион в полном составе и еще пять тысяч человек из других, а так же около тридцати тысяч женщин и детей вместе с частью обоза. Из командиров с ним ушел еще не оправившийся от ран Алларик, Порошка и, скрипя зубами, Ярий. (Последнего, по приказу отца, спеленали свои же дружинники, перебросили на круп коня и вывезли вслед за уходящими. А чтобы не орал и не сквернословил — рот завязали. Вот и оставалось Ярию только и делать, что зубами скрипеть.) Скамкель и Пилус остались.
Полмесяца спустя, когда караван дошел до разоренного в прошлом году Лупуариса, восставших настигли страшные новости.
Первую, ожидаемую, черную весть привез Пилус. Дав отойти половине восставших на достаточное расстояние, ромееи сняли осаду со столицы. Одновременно, через пять ворот, из города выло пять легионов, разбили рабов, не успевших соединиться в единую группу, на четыре части и вырезали всех под корень. Всех. Включая женщин и детей в обозе. Цезарь отдал приказ, что зараженных вирусом бешенства зверей следует изничтожить без жалости, чтобы они не заразили других.
Неожиданность подстерегала восставших впереди. Однажды вечером в лагерь примчалась небольшая группа конных, около трех сотен человек. Состояла она в основном из россов и франков, и старшие
— …таким образом, запасов провизии, хватит еще на десять-пятнадцать дневных безостановочных маршей. — закончил пальцами свой доклад отвечающий за обоз Алларик.
— В принципе, совет можно заканчивать на сегодня. — Задумчиво проговорил Руфус, — Припасов нам хватит до Нижней Германии. Там уж, надеюсь, Фритигерн не пожлобится, и накормит беженцев. В крайнем случае — купим. Осталось только дойти до…
— Не надо никуда идти! — просипел ворвавшийся командир пришедшего конного отряда.
— Что? Кто ты?
— Мы. Из. Северного легиона. Сбежали.
— Сбежали? Почему?
— А потому, что Северного Легиона больше нет!
— Как?
— Почему нет? — посыпались со всех сторон вопросы.
— А ну, тихо! — проревел Порошка. — Говори.
— Десять дней назад мы узнали о разгроме сил восставших около стен Рима. А пять дней назад Фритигерн объявил, что теперь он, с соизволения Цезаря и народа Империи, является дуксом провинции Нижняя Германия. Северный легион переформировывается в Пятый Германский с дарованием его личному составу всех прав и обязанностей штатных легионеров…
— Не может быть!
— Это ложь!
— Это провокация ромеев!
— Это еще не все. Освобожденные этим легионом рабы становятся простыми гражданами, взятая добыча объявлена военными трофеями со всем вытекающими из этого последствиями…
— Невероятно!
— Нет!
— Ты лжешь!
— А самое главное, дабы подтвердить, что все это правда, с подия столичной арены это подтвердил стоящий рядом с Фритигерном… Леонардо ди Медичи! И первый приказ, который получил дукс Фритигерн, подавить вверенным ему легионом восстание рабов в соседней провинции! Сейчас его легион скорым маршем идет нам навстречу и собирается атаковать!
— А не может быть так, что Фритигерн, — начал было Алларик, но его тут же прервал Пилус.
— Нет! Фразу о правах и обязанностях следует понимать как: «ваши родные останутся гарантией вашего поведения.» Легион Фритигерна теперь наш враг!
Леонардо ди Медичи в который раз подтвердил свою славу дипломата. Сделать из врага друга, из войск противника — подкрепление своим… Принесенная весть как громом поразила всех бывших рабов, до последнего сопляка в обозе. И не нашлось не единого человека, который бы не поддержал в сердцах сказанные Руфусом слова:
— Надо было убить его сразу же!
Но несмотря на правильность этой мысли, что-либо делать было уже поздно. Путь на север был теперь закрыт, и остатки восставших попали в надежный капкан. Теперь уже на 100 % стало ясно — восстание обречено. Теперь требовалось сделать все, чтобы хоть каким-то образом спасти доверившихся Руфусу людей.
На продолжившемся далее совещании были рассмотрены все варианты. Их было не так много, как хотелось бы.
Первый вариант. Сдаться на милость ромеям. Такие предложения гуляли по лагерю и имели как своих приверженцев, так и своих противников. Ратующие за эту идею, в основном это были «мирные жители» из обоза, приводили в пример ставших полноправными гражданами спасенных Фритигерном. В ответ они получали вполне логичное возражение, что им мира никто не предлагал, а что делает тот же Леонардо с врагами Рима, можно вспомнить на примере Габита и Скамкеля… Сдаваться после долгого размышления было признано бессмысленным — легче самим заколоться, проще и безболезненнее в итоге получится.