Невыдуманные истории
Шрифт:
— Что ты! Усыновляют в основном малышей, да чтобы наследственность хорошая, а у меня
вся детвора от алкашей. Я бы усыновила их, но в таком случае помощь государственная не
положена. Не потяну, конечно.
На дорожке сидит девчушка лет семи, что-то чертит мелком на асфальте. Глаза
нереальные — голубые-голубые, встретила бы взрослого с такими глазами, не сомневалась
бы — линзы.
— Привет, что рисуешь?
— Звезды.
На
учили, помните — не отрывая руки. Даша рисует пока только звезды. Это легко. Форма не так
важна, главное — цвет. Ей нравится все, что оставляет цветной след — краски, карандаши, мелки, фломастеры. Любимый урок, конечно, «малювання». С остальными предметами хуже.
Сложнее.
Первую в жизни сказку девочке прочла мама Лиля год назад. Буквы, цифры, книги, тетради
для Даши — категория, близкая к космосу. Отправляясь в первый класс, она не знала, что
такое алфавит.
Год назад Рудаковой позвонили из приюта.
— Тут две девчонки, возьмете?
— Возьму.
«Матом ругались, как сапожники, — рассказывает мама Лиля. — Ели, не переставая, а
главное, воровали. Ночью встанет малая, из холодильника схватит кусок колбасы и под
подушку! Говорю: Маринка, это ж твое, утром проснешься и позавтракаешь, а она только
глазенками луп-луп».
Маринка — младшая. Тогда ей было четыре — почти не говорила. Знала только матерные
слова и словосочетание «кушать дай». Причем произносила его каждые десять минут. Дашка, сводная сестра, вспоминает: «Ночью мы не спали, караулила, пока мамка уснет, потом
Маринку бужу и бегим на кухню есть то, что на столе осталося». А днем девчонки воровали у
соседей кошачий корм: «Маленькое такое коричневое печенье, там кошечка нарисована...»
— Лилия, зачем вам это все?
— Не знаю. Как хочешь, так и понимай. Нужно было. Тут вот, в поселке, многие считают, что
у меня бизнес такой. На детях зарабатываю. Пусть говорят, Бог им судья.
Мама Лиля по профессии режиссер-постановщик, окончила московский университет.
Правда, практиковала мало. Влюбилась, выскочила замуж, родила детей. Сына и дочь. С
гордостью показывает фото мужа. На обложке тоненького сборника стихов.
— Он таким был классным, и... он так любил жизнь…
Случай. Судьба. В тот вечер Лили не было дома. Утечка газа. Ни мужа, ни сына не спасли. А
дочери Ирине поставили страшный диагноз. Врачи обещали полный паралич на всю жизнь.
Спасла. Выходила, вылечила, вытащила. Это ее, Ирины, девчонки кричали «баба Лиля». Две
близняшки, пятилетние Ксеня и Настя...
О! Мальчишки пришли. Точнее, примчались на велосипедах.
—
— Аккуратней там, за малыми смотри.
Сереге почти тринадцать. Рослый, симпатичный мальчишка. «Мамой» называет только маму
Лилю. О родной матери говорит исключительно в третьем лице — «она» — или небрежно
— «мать». Взрослый такой. Малышня его слушается. Смешно. Заходит во двор — за ним
вереница пацанов: «Сергей, помоги достать! Серег, почини пистолет!»
Мне буквально пару дней назад подруга жаловалась на тринадцатилетнего сына. Подарили
ему на день рождения мобильный телефон, так он истерику закатил, что без блютуса. Типа в
школе засмеют. Она никак не могла решить, что правильнее: поменять на «с блютусом», чтобы
не засмеяли, или отобрать и этот, в порядке воспитательного момента. Я честно призналась, что склонна к варианту «два». Но подруга обвинила меня в непедагогичности и решила
отпрыска наказать альтернативно, зажав денег на супермодный чехол для того же
мобильника.
Я смотрю на Сергея и думаю об элементарных ценностях.
Мама Лиля взяла их троих. Как же братьев разлучать?! Сергей, Андрей и Владик. Владику
скоро пять, шкодный такой.
— Мать принесла его из роддома, положила на кровать, сказала: «Воспитывайте!». И ушла,
— Сергей рассказывает это, будто чужую историю, спокойно, без эмоций, как
информационное сообщение. Ему тогда было девять, Андрюше шесть.
— Чем же вы кормили грудного ребенка??? — я, если честно, в шоке.
Мальчишка удивляется, как взрослая женщина может не знать, чем кормить
новорожденного:
— Молоком сначала. Потом кашу ему варил. Манную.
Владик сейчас учится есть ложкой. Год назад не умел и этого.
Меня поразило, какие они послушные. Сказали сними шапку — снял шапку. Надень тапки
— надела тапки. Плакать хочется. Я свою расчесаться с утра до хрипоты уговариваю, а тапки
— это вообще бич.
— Не ходи босиком!
— Ты тоже босиком!
— Я взрослая!
— Я тоже уже взрослая!
—Ты можешь заболеть, пол холодный!
— Не холодный совсем!
— Сейчас по шее получишь!
— Детей нельзя бить! — ну и так далее. Такие «качели» у нас могут по полдня
продолжаться. А тут... Взрослый в их глазах, как Бог. Не знаю, это страх или благодарность?! А
может, и то и другое…
Маринка тихая-тихая. Лежит, как котенок, калачиком. Голова у мамы на коленях, кажется, сейчас замурлычет.
— Ой, слава богу, спит уже спокойнее, а то было каждый вечер: «Возьми меня к себе, боюсь, дядька Вовка придет, ножом зарежет».