Невыносимое счастье опера Волкова
Шрифт:
– Не закроют, ты же понимаешь. Свой, при должности, отмажут по-любому. Поэтому ВасГен не хочет поднимать бучу, иначе УСБ налетит, трясти начнут своих. Все, как кегли, повылетаем. Решайте мирно, мужики. Это реальный совет.
– Мирно? Герыч, ты себя вообще слышишь? – с остервенением выпускаю дым сквозь стиснутые зубы. – Эта гнида залез в чужой дом, это проникновение со взломом, а ты мне про мир? Может, еще обнимемся, мать твою?
– Сначала выслушай его, потому будем гарцевать.
Выслушай. Фыркаю. Легко сказать, но совсем
Выкуренная сигарета дает выход излишкам гнева, и в отдел я в сопровождении Германа возвращаюсь уже почти спокойный. Ключевое слово – почти. Потому что как только дверь в кабинет Шумилова перед моим носом открывается – я вижу Ларина, и кулак сам летит со всей дури ему в челюсть. От души прикладываю по роже засранцу!
Командировочный, от неожиданности пошатнувшись, теряется в пространстве и валится с ног с глухим стуком, повалив за собой и пару стульев. Момент упущен, первый удар достиг цели, противник дестабилизирован. При желании я мог бы хорошенько его отмудохать! Даже делаю рывок в его сторону, собираясь поднять за шкирняк и выкинуть, к чертям, в окно второго этажа на крыши патрульных тачек, что под окнами полкана пасутся. Да Герыч держит за край кофты:
– Волков, блть, скручу щас, угомонись!
Обстановка накаляется, и успокаивать надо уже не только меня. Птица наша залетная, очухавшись, стирая кровь с разбитой губы, с ревом подскакивает на ноги, кидаясь в мою сторону. Собирается впечатать ответный удар, завязав реальный мордобой, да тут уже между нами совсем не вовремя возникает фигура Шумилова. Полковник полиции с грозным ревом:
– А ну разошлись, мать твою! – обводит присутствующих внушительным взглядом, долбанув кулаком по столу. – Сели! Это приказ. Виктор! Леонид!
– Виноват, товарищ полковник.
– Он первый начал, товарищ полковник.
– Это тебе детский сад, что ли, Ларин? Первый не первый, устроили тут, понимаешь! А ну угомонились, сели и вспомнили, что мы цивилизованные люди, а не австралопитеки доисторические – кулаками махать!
Разогнал нас, как пацанов, по углам полкан. Дёрганно, со скрипом ножек по полу отодвигая стулья и выжидательно таращась поочередно то на меня, то на Ларина. Клянусь, если бы силой мысли можно было кого-то прикончить, командировочный бы уже сдох!
Мы с Лариным переглянулись и намеренно подальше друг от друга уселись за «стол переговоров», все еще поедом сжирая друг друга взглядами. Мой удар, судя по выражению разбитой рожи командировочного, все еще не прощен. А ему, я надеюсь, четко видно, что он все еще дышит только благодаря Герману и Шумилову.
– Майоры полиции! – распыляется полкан. – Стыдно! Волков, у тебя звезд на погонах много, что ли, поубавить?
– Никак нет, товарищ полковник.
– А ты куда лезешь? Сдам сейчас со всеми потрохами управленцам из СБ и будешь потом перед ними сидеть глаза в пол. Оправдываться, какого
– Все было исключительно в благородных целях, товарищ полковник.
– Благородных?! – подался я через стол, пальцы в замок сцепив, чтобы не сорваться. – Назови мне хотя бы одну реальную причину, по которой я не могу дать тебе в рожу еще раз!
– Реальную причину? – фыркает Ларин, тут же поморщившись и зажимая пальцем разбитую губу. – Шляпин. Достаточно реальная причина?
– Что за чушь ты порешь? Где Кулагина, а где Шляпин?
Смешно!
– Очень близко, как оказалось. Ты бы за своей бабой лучше приглядывал, чем за мной ищеек своих посылать, Волк.
Я подрываюсь с места, моментально отреагировав на резанувшее по ушам – баба. Далеко “уйти” не получается. Герыч рывком, давит на плечи, усаживая обратно.
– Витек!
Мешком валюсь на стул, от души пообещав:
– Только выйди отсюда. Пздц тебе, Ларин.
– Лучше скажи спасибо, что хоть кто-то держит руку на пульсе! А то пздец мог бы быть не мне, а твоей Кулагиной, которая напрочь игнорирует х*йню, что вокруг нее происходит!
– Может, хватит говорить загадками? – рычит ВасГен.
– Если тебе есть что сказать, говори прямо, – поддерживаю я, когда чувствую, как пошла на новый “виток” моя злость и как стремительно идут трещины по фасаду моей выдержки.
Ларин ухмыляется. Снова морщится. Мнется, сволота такая, подогревая то ли интерес, то ли мое желание убивать. Но в конце концов заговаривает.
– Братец ее – Игнат Кулагин – должен до хрена бабок Шляпину. На крючок его взяли. Срок дали – месяц, чтобы деньги вернуть. Тогда он и решил сестричку свою, крутого московского пиарщика, подтянуть. Продать, так сказать. Она «Олир-групп» рекламу – Шляпин же списывает с Кулагина долги. Как тебе такой расклад, а, Волков?
– Это я и без тебя знаю, и до сих пор не вижу повода за ней следить.
– Игнат Кулагин выдал все явки и пароли своей сестрички. Шляпин уже выходил на нее. Презабавнейшая вышла встреча в кафе, где они с твоей милейшей племяшкой навели знатного шороху и смотались. А про звонки с незнакомых номеров и то, что твоя Тони на Шляпина собирала досье, тоже в курсе? Это ты тоже знаешь, Волков или твоя драгоценная пиарщица не сочла нужным своего мужика поставить в известность, что ее жизни угрожают?
Стискиваю челюсти. Информация в темпе переваривается, укладываясь в отчетливые картинки. Мозг напрягается. Вместе с ними и каждая мышца, каждое нервное окончание каменеет. Дерьмо! По самолюбию «чешет» мысль, что залетный узнал что-то о Кулагиной раньше меня, но тут же заталкиваю гордость на задний план. Все мысли улетучиваются после следующей, кинутой с намеком, фразы Ларина:
– По итогу той встречи Тони твоя отказалась работать на Шляпина. А вот я нашел неплохой способ засадить эту гниду.