Невыносимый опекун
Шрифт:
– До момента фактического совершеннолетия я – твой опекун, – продолжал Блейк, явно наслаждаясь моим смятением. – И я буду принимать решения, на что тебе тратить деньги.
– Я… подам в суд…
– Давай, – кивнул он. – А я понаблюдаю, как ты наймешь адвоката без доступа к счетам.
– Что? – от ужаса меня бросало то в жар, то в холод.
– Кредитки тоже заблокированы, – Блейк продолжал упиваться властью. – Так что на ближайшие полтора года можешь забыть о клубах и тусовках.
Я оторопело хлопала глазами. Должен же быть хоть какой-то выход!
– Я
Расплата за обман
Будучи сводным братом мамы, Блейк часто гостил у нас. Поначалу он казался неприступным и холодным, но даже тогда его темные глаза были полны огня. В них хотелось смотреть до бесконечности. Я так и делала, пока он кружил меня на руках или, шутя, отбирал пульт от игровой консоли. В детстве я искренне считала его другом, несмотря на разницу в двенадцать с лишним лет.
Блейк был худощавым, высокого роста, и в его походке и движениях сквозило что-то кошачье, почти хищное. После мультфильма про Короля Льва, я дразнила его «дядей Шрамом», а Блейк наигранно рычал, хватал меня за ногу и принимался щекотать.
Я любила исподтишка следить за ним, когда он набирал сообщения подружкам. Смотреть, как игриво приподнимается его бровь, а губы растягиваются в самодовольной улыбке. Блейк это замечал и корчил рожицы, а потом приносил из холодильника мой любимый пломбир с шоколадной крошкой и мы вместе съедали его за просмотром очередной серии «Клуба Винкс».
Все изменил мой тринадцатый день рождения. Я страстно мечтала о туфлях на шпильках, но мама упрямилась, слушая советы ортопеда, который категорично заявлял, что стопа формируется к пятнадцати годам. Блейк наплевал на правила и привез мне блестящие босоножки от Джимми Чу. Легкие, изящные, усыпанные стразами, они казались туфельками принцессы. Визжа от счастья, я повисла у него на шее. Крепкие руки сомкнулись вокруг моей талии, но мне почему-то показалось, что Блейк не рад. Он словно… держал дистанцию. И даже не остался на праздничную вечеринку!
С тех пор мы больше не обнимались и стали редко видеться, но о причине этой холодности я догадалась лишь через два года. Я собиралась на свадьбу старшей сестры Джеки и проклинала свою плоскую грудь, которая в обтягивающем мини смотрелась проигрышно в сравнении с пышным бюстом Бри.
– Даже пуш-ап не спасает, – сетовала я, кружась у зеркала в гостиной и расталкивая подруг. – Может, салфетки подсунуть?
– Давай лучше я у мамы силиконовые вставки возьму, – предложила Джеки, не забыв ткнуть локтем довольную Бри. – А ты не хвастайся!
– Я не виновата! – принялась канючить та. – Они сами за лето выросли!
– Да ладно вам, – я примирительно обняла их за плечи. – Давайте фоткаться.
С хохотом принимая позы моделей из журналов, мы делали селфи и скидывали в общий чат. Игриво надув губки, я изогнула спину, и тогда-то и заметила пристальный взгляд в зеркале.
Блейк смотрел оценивающе – по-взрослому, как обычно смотрит на своих подружек – и меня пробрало до мурашек. Когда мы столкнулись у двери
– Эй, Блейк, мы красивые? – Джеки кокетливо прищурилась.
– Как куколки, – он преобразился за мгновение и с привычно непроницаемым выражением лица отвернулся к подоспевшему отцу. – Привет, Тэд. Вот новый договор от юристов.
– Здесь лишь одна куколка, [4] – авторитетно заявила я, нервным движением взбивая волосы.
Мне не понравилось, что Блейк сделал комплимент нам троим. Только я должна быть достойной его внимания!
Эта мысль стала наваждением. Я хотела, чтобы он пожирал меня взглядом. Обнимал, стискивая талию до стона, целовал, шептал на ухо. Несколько дней я еще держалась, но случайно наткнувшись в библиотеке на книгу Набокова, усмотрела в схожем имени героини знак и перешла в наступление.
4
Снова обыгрываются созвучные в английском языке слова «dolly» (куколка) и «Dolly» (уменьшительное от «Долорес»).
– Я знаю, чего ты хотел, – с придыханием начала я, застав его поздно вечером в гостиной.
Он не планировал заезжать, но из-за застрявшего в пробке Стива, мама никак не могла выбраться с благотворительного аукциона в Челси, и Блейк, волею случая оказавшийся рядом, вызвался подбросить ее домой и занести купленные картины.
– О чем ты? – он удивленно приподнял бровь, не понимая намека.
Надо отдать ему должное – мастерски изобразил. Вот только меня не обмануть.
– О том, как ты смотрел, – я многозначительно улыбнулась. – Я согласна. И буду твоей Лолитой.
Я сделала шаг к нему, надеясь, что Блейк не станет терять времени даром. Так и случилось, только вместо страстных объятий меня ждал громкий смех.
– Слушай, кукла, я не извращенец, – добавил он серьезным тоном, когда я обиженно захлопала ресницами. – Просто представлял, какой роскошной женщиной ты станешь, когда подрастешь.
– Мы можем этого не ждать, – оживилась я, скинув с плеча тонкую лямку платья.
– Долорес, уймись, – Блейк нахмурился.
Отпрянув, я прикрыла ладонями пылающие щеки. Мерзавец! Он посмел меня отвергнуть!
А отвергнутая женщина мстит с размахом. Нет, к отцу я не пошла – хватило ума – а вот маме нажаловалась, что «дядя Блейк потрогал меня за ногу, когда я вышла из душа».
Силу разразившегося скандала можно было смело приравнивать к взрыву атомной бомбы. Мама надавала ничего не подозревающему Блейку пощечин и долго кричала и плакала, перед тем как выставить его из дома. Отцу, правда, признаться не решилась – дела у фирмы шли неважно, и слухи среди акционеров поставили бы бизнес под удар. К тому же опасность миновала – Блейк улетел в австралийский офис и не появлялся даже на семейных праздниках.