Нейромантик
Шрифт:
– Мне не ясна конечная цель этого дела. В чем смысл твоих действий? Если ты такой умный, черт возьми…
– То почему не богатый? – Диан рассмеялся и с хрустом раскусил свой бонбон. – Ну знаешь, Кейс, я отвечу тебе, и думаю, что мой ответ не будет одним из того множества ответов, которые ты уже успел себе надумать. Зимнее Безмолвие – это не часть другого, так сказать, потенциального бытия. Я (позволь мне этот термин), если так можно выразиться, один из аспектов разума этого бытия. Это, пожалуй, в понятных для тебя аналогиях, похоже на то, как если бы ты имел дело с небольшой частью левой доли человеческого
– История Корто – правда или нет? Ты проник в него через софтовый микромодуль во французском госпитале?
– Да. И я создатель досье, найденного тобой в Лондоне. Выражаясь привычным тебе языком, я пытаюсь планировать ситуацию, но, говоря откровенно, это не мое амплуа. Я скорее импровизатор – вот мой главный талант. Видишь ли, мне гораздо проще разобраться с внезапным изменением обстоятельств, чем составить какой-то план… Уж так я устроен. Я способен перерабатывать огромные объемы информации, и перерабатывать очень быстро. Однако у меня ушло чрезвычайно много времени на то, чтобы собрать команду, в которую ты сейчас входишь. Корто был первым, и на нем все дело чуть не провалилось. Слишком далеко у него все зашло там, в Тулоне. Ел, испражнялся и мастурбировал где только мог. Но основа его мании была все та же: «Броневой кулак», предательство, слушание в Конгрессе.
– Он все еще безумен?
– Его нельзя рассматривать как личность, – Диан улыбнулся. – Я уверен, ты уже в курсе его слабостей. Но Корто – лишь часть операции, и обстоятельства складываются так, что скоро я буду уже не способен поддерживать тонкое равновесие в его мозгу. Он сорвется, очень скоро, Кейс, и поэтому я рассчитываю на тебя…
– Это хорошо, ублюдок, – сказал Кейс и выстрелил Диану прямо в рот.
То, что Жюль говорил о мозгах, оказалось правдой. И о крови – тоже.
– Сестренка, – сказал Малькольм. – Что-то я стремаюсь…
– Все в порядке, – сказала Молли. – Все так и должно быть. Эти ребята так работают, это их стиль. Он как будто бы мертв, но это длится всего несколько секунд…
– Я втыкал в экран, ЭЭГ-сигнал типа показывал смерть. Сорок секунд никаких шевелений…
– Сейчас с ним все в порядке.
– Да ведь линии ЭЭГ были прямыми, как фиговы стропы, – возразил Малькольм.
10
Он пролежал без памяти все то время, пока они проходили таможню, поэтому за него говорила Молли. Малькольм остался на борту «Гарвея». Таможенный досмотр по прибытии на Вольную Сторону сводился в основном к проверке кредитоспособности. Первое, что Кейс увидел перед собой после того, как они оказались на внутренней поверхности Веретена, был филиал кофейного франчайзинга «Прекрасная дева».
– Добро пожаловать на рю Жюль Верн, – сказала Молли. – Будут проблемы с ходьбой – просто смотри себе под ноги, и все. Здешние виды – подлая штука, если ты к ним не привык.
Они стояли на широкой улице, казавшейся дном глубокого ущелья или каньона; магазины и здания по ее сторонам плавно уходили вверх, образуя склоны. Свет бил сверху сквозь массу зелени, ниспадающей с балконов и специальных стоек вверху, смонтированных повсюду. И солнце…
Слишком яркое, ослепительное сияние, заливающее все вокруг, источала тщательно воспроизведенная лазурь небосклона французской Ривьеры. Кейс знал, что солнечный свет направляется
– Господи, – сказал он, – мне все это нравится еще меньше, чем СКА.
– Привыкнешь. Я целый месяц работала здесь телохранителем у одного игорного воротилы.
– Мне хочется скорее куда-нибудь под крышу, прилечь.
– Лады, ключи от номера у меня уже в кармане. Что с тобой случилось, приятель, там, на буксире? Тебе приплюснули мозги?
Кейс покачал головой.
– Еще не знаю. Погоди с этим.
– Хорошо. Возьмем такси, или как тут у них называется то, на чем ездят.
Молли взяла Кейса за руку и перевела его на другую сторону рю Жюль Верн, к витринам с последними образцами французских мехов.
– Невероятно, – сказал Кейс, снова задирая голову.
– Еще бы, – отозвалась Молли, решив, что он имеет в виду меха, – их выращивают на коллагеновой основе, но из ДНК норки. А что?
– Все это просто большая труба, и они всё и всех гоняют по ней туда-сюда, – объяснила Молли. – Туристов, дельцов, все-все. И есть сеть, тщательно улавливающая деньги – ее не убирают ни на минуту, чтобы, когда люди провалятся обратно в колодезь, их деньги наверняка остались здесь.
Армитаж забронировал для них номер в отеле «Интерконтиненталь», в стеклянном крутобоком утесе, отвесно уходящем в холодную туманную дымку и звуки уличной суматохи. Кейс стоял на балконе их номера и смотрел, как троица подростков, по виду французов, катается над широким ручьем на простеньких ручных глайдерах – прямоугольниках пластика природных оттенков. Один из ребят повернул, причалил к берегу, и Кейс смог разглядеть его блестящие вьющиеся каштановые волосы, загорелую фигуру, белые зубы, обнаженные в широкой улыбке. В воздухе пахло только проточной водой и цветами.
– Да, – сказал он, – большие деньги.
Молли рядом с ним прислонилась к балконным перилам, сложив руки на груди.
– Да. Когда-то и мы собирались перебраться сюда или в какое-нибудь такое местечко в Европе.
– Кто мы?
– Никто, – ответила она, неопределенно пожимая плечами. – Ты сказал, что желаешь придавить подушку. Поспать. Я тоже не против.
– Да, – сказал Кейс, с силой растирая щеки ладонями. – Да, то еще местечко.
Узкая полоса системы Ладо-Эчисона уже тлела, удачно имитируя закат на Бермудах, дополнительно маскируясь изображениями облаков.
– Да, – повторил Кейс, – поспать.
Но заснуть никак не удавалось, а когда сон наконец пришел, то принес с собой видения, похожие на отредактированные воспоминания. Кейс периодически просыпался; Молли лежала рядом с ним, он слышал звуки плещущейся воды, в открытую балконную дверь плыли голоса улицы, из жилых зданий с противоположного склона доносился женский смех. Смерть Диана стояла перед ним, как несчастливая карта, хотя он не уставал повторять себе, что это был не Диан. И что всего этого в действительности вообще не было. Когда-то кто-то сказал ему, что средний объем крови в человеческом теле примерно равен объему двенадцатибаночной упаковки пива.