Нейропат
Шрифт:
— Оу-у-у-у! — проворковал он с ужимками алабамского гея. — Что тут у нас такое? Вече-е-е-рушка?
Затем, повернувшись, увидел на кухне Томаса и Сэм.
— Ох!.. — сказал он.
Казалось, Рипли задушит мать в объятиях. Пробуя улыбаться, Нора пыталась вырваться. Послышалось сдавленное всхлипывание, затем другое.
— Прости, моя сладкая, — задыхаясь, вымолвила она, освободившись из цепких рук Рипли. — Мамочка не может, не может...
Она опрометью кинулась в дверь.
Томас стоял как громом пораженный. Казалось, в нем шевелятся
Все было под контролем.
— Привет, Сэм, — с убитым видом произнес Миа и нервно помахал рукой, как четырнадцатилетний подросток.
Ничего ему не ответив, Сэм встала, подошла к окну и отдернула занавеску, чтобы было лучше видно. Томас понял, что она следит за Норой. Сквозь тюль он мельком заметил тень своей бывшей, исчезнувшую в тени «ниссана».
— С ней будет все в порядке? — спросила Сэм, когда Томас подошел и встал рядом.
— Вот черт! — сказал Миа, бросаясь в открытую дверь.
Томас увидел сухонькую тень своего соседа, вприпрыжку метнувшуюся через лужайку к машине Норы. Ему не хотелось раздвигать занавески. Он помнил, какими старосветскими они казались, когда он купил их в «Таргете» как свидетельство того, что он может украшать дом и без Норы. Тогда все было свидетельством чего-то в прошлом. По мере приближения Миа к машине со двора стали доноситься пронзительные крики. Потом «ниссан» рванул с места и скрылся из виду. Томас увидел, как его сосед номер один отчаянно машет руками, затем поворачивается к дому и чешет в затылке. После минутного колебания он двинулся к границе участков, с каждым шагом все больше напоминая привидение.
— Вот черт, — тихонько повторила Рипли.
Она сидела на дверном коврике, поджав ноги, широко раскрытые глаза были лишены какого-либо выражения.
— Она ничего не скажет, — как бы со стороны услышал себя Томас.
Агент Логан отвернулась от окна, она часто мигала, в глазах ее стояли слезы.
— Какая я дура, — пробормотала она.
Внезапно все вышло из-под контроля.
— А что такое с мамой? — спросила Рипли, но не как мог бы спросить ребенок, а цинично, по-взрослому.
— Сэм... Ты в порядке?
Она стала поспешно собирать свои вещи, стараясь не смотреть на Томаса.
Томас оперся ладонью о стену, стараясь, чтобы это выглядело случайно. Внезапно гостиная словно превратилась в обрыв.
— Надо бы поговорить об этом, тебе не кажется?
Сэм шмыгнула носом, достала из сумочки бумажный носовой платок. Она изо всех сил постаралась улыбнуться Рипли, надевая туфли на высоком каблуке.
— Сэм... Пожалуйста...
Она на мгновение замерла, так и не поднимая глаз. Аура напускной оживленности исчезла. Когда она посмотрела на Томаса, две серебристые слезинки сбежали по ее щекам. Сэм покачала головой и как-то странно, виновато улыбнулась, что показалось ему ужасным.
— Простите, профессор, —
Затем она встала, пригладив пиджак и юбку ладонями.
— И никогда не смогу, — сказала она уже в дверях.
Томас услышал стук ее каблучков по бетону. Предпочитая не встречаться с жалобным взглядом отца, Рипли безучастно сидела в продолговатом пятне солнечного света, подбирая с коврика пушинки.
— Так что же с мамой? — снова спросила Рипли; по телевизору, в блеске прожекторов, показывали цирковое представление. Как девочка благовоспитанная, она выждала несколько минут, прежде чем повторить вопрос.
Жизнь — вся сплошь из углов. Исследование затонувшего континента.
— Мама скучает по Фрэнки, милая, — сказал Томас, даже сам несколько удивившись, что смог произнести имя сына вслух. Контроль явно восстанавливался.
— Но Фрэнки же просто спит в больнице. Ты сказал, что он еще не умер.
Томас моргнул.
Опустился на колени перед дочерью.
— А ты, Рипли? Разве ты не скучаешь по Фрэнки?
— Не-а, — ответила Рипли, пожав плечами. — Обычно проходит неделя, прежде чем я начинаю скучать по этому за...
И она разрыдалась.
Томас взял ее на руки и стал укачивать, шепча на ухо слова утешения. Когда Рипли наконец перестала плакать, Томас молча уселся с ней в кресло. Скоро печаль сменилась скукой, и Рипли принялась теребить отца за большой палец. Томас заставил ее хихикать, притворяясь, что это животное, которое то высовывается, то прячется под ладонь, как черепаха в панцирь.
— Пошли ко мне в кабинет, — сказал он, вставая и поднимая Рипли в воздух. — Можешь там порисовать.
— А ты будешь работать? — спросила она.
— Да, — ответил Томас — Попробую выручить Фрэнки.
Сначала казалось, что он так и проснулся с этим откровением. Но потом Томас вспомнил, что оно снизошло на него накануне, во время разговора с Гайджем; вот только он был слишком обескуражен появлением последнего, чтобы сразу уловить смысл. И даже тогда он не был вполне уверен, что это вообще откровение.
Рипли рыбкой выскользнула у него из рук, и они отправились в кабинет. Девочка бросилась вперед, к своим карандашам и книжкам, и растянулась на полу, упав на живот. Томас помедлил в дверях, рассеянно изучая огромный постер с изображением земного шара на дальней стене.
Нейлу он страшно нравился. Он становился перед плакатом в профиль, так что Флорида непристойно свисала у него между ног, напоминая член какого-нибудь гоблина, и звал Нору: «Нора! Ты когда-нибудь была в Мире Диснея?»
«Слишком часто», — обычно отвечала она.
Ха-ха-ха. А сколько раз они перемигивались? Нейл и Нора... Томас задумался над тем, как долго он еще будет переписывать свою историю. Он знал, что будет делать это до седых волос.
— Попробуем, — произнес он, усаживаясь за компьютер. — Файлы групп... Начнем, ну, скажем, лет за пять.