Незабытая: отчаянное сердце. Книга 2
Шрифт:
– Как удалось понять, что за Сайрисом есть слежка? – серьезным тоном спросил Велерус.
Я молча указала на свои глаза, а Сайрис вслух пояснил:
– Метка раба «Шаан» в моем позвоночнике, как оказалось, имеет несколько магических функций. Слежение – одно из них.
– Как насчет просто вытащить… это, – сведя брови, предложил Велерус.
– Активированный магический предмет можно извлечь лишь магическим образом, – ответила я.
– Надеюсь, мы сможем сделать это без вреда, – вздохнула Гулльвейг. – У нас и так тут… проблемы, но, может
Но договорить она не успела, поскольку с раздражением в голосе заговорил Сфинкс, помешав чем-то в своей трубке:
– Я не готов брать на себя роль вершителя судеб, но я бы этот мир с удовольствием избавил от любых Богов. Они слишком много себе позволяют и вгоняют в самую настоящую зависимость от них.
Он медленно затянулся.
Меня удивила столь внезапная фраза, но вместе с тем, она натолкнула меня на мысль, что Сфинкс… устал: от всего этого и, от голоса в голове в частности. Оставалось лишь надеяться, что он правда хочет этого, а не идет по плану иной сущности…
– Но они помогают! – встрепенулась Гулльвейг, с непониманием посмотрев на Сфинкса. – Напрямую или через своих служителей они спасают жизни и направляют на истинный путь.
– Угодный им, ты хотела сказать? – он выпустил в ее сторону дым, будто пытаясь растворить ее в нем.
– Я хотела сказать то, что я сказала: Боги помогают спасать жизни.
– И отнимать их.
– Ну… у них есть определенные планы… наверное…
– Я не собираюсь обсуждать Богов с тобой, жрица, потому что имею совершенно иное мнение на их счет: всем им без исключения в нашем мире не место.
Гулльвейг отстраненно посмотрела в костер и не решилась ничего ответить. Она не выглядела пристыженной, обиженной или оскорбленной. Она выглядела грустной и, на сей раз, понимающей.
– И как же ты это сделаешь? С помощью этого самого Као? – настороженно спросил Велерус. – Тогда он останется единственным Божеством.
– Думаю, как раз, чтобы не допустить такой сценарий, Шамикаль теперь нужно, чтобы он был мертв, – сказал Сайрис.
– Я пока не готов, чтобы он умирал, – ответил Сфинкс, сделав очередную затяжку.
Мы все молча уставились на него, но никто ничего на это не сказал: все единогласно согласились со словами Велеруса. Я сжала кулаки под полами своего плаща, ощущая на пальцах огоньки, и посмотрела на пламя костра, вспоминая те страницы из книги знаний Као, в которых рассказывалось о коварстве личности этого манипулятора.
– Я надеюсь, что смогу переговорить с последователями Шамикаль, с которыми мы столкнемся и смогу убедить их не… – начала было Гулльвейг, но Сфинкс вновь перебил ее, сказав то же, что и я, когда мы с Гулльвейг говорили наедине в ее с Сайрисом комнате в Крате.
– Оставь надежду. Это пустая трата времени.
– Я не хочу, чтобы они умирали! – настаивала Гулльвейг. – Шамикаль сама говорила мне, что это лишь один из вариантов будущего, а теперь ведет себя так, что посылает кого-то другого на строгое свершение того, что должна была сделать
– Забавный вы народ, жрецы, – фыркнул Сфинкс.
– Все зависит от тебя! – не слыша его, продолжала Гулльвейг. – Если и те трое, что идут за тобой… за всеми нами, поймут, какой ты, то… то…
– Какие глупости, – покачал головой Сфинкс.
– Ты и сама поняла, что сперва Шамикаль просила тебя об одном, а как только углядела в тебе нарастающее сомнение перед решающим шагом – послала других, но уже со строго определенной целью. – Подал голос Велерус. – От «приглядеть» до «убить» огромная пропасть. Будущее могло поменяться, или тебя хотели просто использовать?
Гулльвейг коснулась головы, словно она у нее заболела, и не ответила. Ее глаза были распахнуты от осознания того, во что она верить не хотела.
– Видимо, Шамикаль все-таки хочет обезопаситься, – повторил свои слова Сайрис.
– И ты, Гулльвейг, наивно полагаешь, что те трое станут тебя слушать? – повел бровью Велерус. – Если ты предупреждаешь о них всех нас и говоришь об этом так, то становится ясно, что они фанатики. Для них ты, как та, у которой Шамикаль забрала эту миссию, – ничто, ведь тебя сочли недостойной.
– Кажется, мы уже все поняли, что Боги считают нас своими инструментами, – вздохнула я, понимая, что когда-то первой об этом задумалась.
Вся эта тема вызывала беспокойство, которое, кружась в моей голове, отдавало эхом странной боли, непонятного страха и желания немедленно начать как-то действовать. Я стала заламывать пальцы, и вдруг все мы почувствовали холод, а я услышала знакомый, неразборчивый, но не смолкающий шепот. И прежде чем посмотреть на того, у кого я снова увижу алые глаза, я окинула взглядом остальных. Велерус держался за топор, – секунда, и он пустит его в бой, – в глазах Гулльвейг читался страх, а Сайрис хмурился. Я поглядела на Сфинкса и увидела, что он смотрел в небо так же, как уже неоднократно. Посмотрев на меня, он вопросительно склонил голову на бок. Лишь один его глаз сейчас был алым, – зеленый, – его окутывал туман. Но стоило Сфинксу моргнуть, все исчезло. Видимо, не я одна стала многословнее, обретая память, и не я одна стала обретать ее…
– И что сказал твой… «товарищ»? – с нажимом спросил Велерус, неохотно убирая руку с рукоятки топора.
– Гулльвейг не стоило так сильно переживать насчет Као, – пожал плечами Сфинкс, снова потянувшись к трубке. – В отличие от ваших Богов, он не находится где-то, он физически и магически во мне. Это сковывает его власть.
«До поры, до времени», – с болью в сердце подумала я.
Вот почему я не видела вокруг его тела багровых нитей от заключенных сделок, как у прочих, кто был связан с иными сущностями и черпал от них магию. Тут я впервые задумалась о том, что если Боги перерождались, значит, убить их окончательно не так-то просто. Та же Кассея, дочь Уробороса, Бога, оказалась оживлена в нашем Плане. Разве это ее дом?..