Незабытая: отчаянное сердце. Книга 2
Шрифт:
Гулльвейг, между тем, судорожно вздохнула, коснулась ленточки на своем запястье, чтобы успокоиться, опустила глаза и заговорила:
– Думаю, это и беспокоит Шамикаль. Она говорила мне, и я согласна с ней: все зависит от тебя, Сфинкс, – Гулльвейг все еще страшилась посмотреть на него, – и от того, каким путем ты будешь идти. Я вижу, что ты не позволяешь Као творить зло. У тебя была возможность убить меня и не один раз, но ты сдерживал его. И ты не творишь зла; сделал все, чтобы защитить детей… Я верю в тебя, и мне бы очень хотелось, чтобы те, кто по воле Шамикаль
– Ошибка этой твоей Шамикаль была лишь в том, что она изначально поручила эту миссию тому, кто не способен ее выполнить, – серьезно сказал Сфинкс, и когда Гулльвейг поджала губы, чтобы сдержать слезы, усмехнулся и пояснил, – у тебя есть мозги. У тех троих, я думаю, их нет. При всей твоей фанатичности, ты хотя бы иногда стараешься отделять себя от образа праведной жрицы, который ты построила вокруг себя.
Гулльвейг вздернула голову и посмотрела с удивлением почему-то на меня. Я ощутила это, и пожала плечами, не отрывая взгляда от огня. Тогда она заговорила, обращаясь к Сфинксу, но я была уверена, что она на него все еще не смотрела:
– Я всю жизнь провела среди жрецов в стенах храма Шамикаль далеко на севере Северного континента…
– Среди таких же головорезов в рясе, как те трое?
– Я понимаю, что ты имеешь в виду; не раз встречала тех, кто был фанатичен в своей вере. – Гулльвейг выдохнула, собралась и выпрямилась, снова оглядев всех нас. – Однажды, богатый на вид торговец, проезжающий мимо моей деревни, принес в храм своего умирающего телохранителя. За то, что он спас ему жизнь некромантией, он передал его нам и удалился, но жрецы храма отказались помогать, потому что раненым был не только некромант, но и темный эльф, Сайрис. Эта двуличность, фанатичная вера без ценности любой жизни поразила меня, и я сама оказала помощь нуждающемуся.
Я мельком оглядела всех присутствующих.
– Тогда ты тем более должна понимать, что те трое, – начал Велерус, но Гулльвейг посмотрела на него взглядом, полным надежды и он замолк на полуслове.
– Да-да-да, но мы еще не встретили их! – сказала она. – Может, они все-таки не такие! Или не все трое такие! Я хочу верить в это! Я хочу хотя бы попытаться поговорить с ними! Вдруг я… вдруг они…
Велерус насупился и посмотрел на Гулльвейг прямо.
– Скажи мне, если они придут, и у тебя не получится убедить их, в чем я почти уверен, на чьей стороне будешь ты?
Гулльвейг глубоко вздохнула и снова посмотрела на огонь.
– Если бы я слепо следовала тому, что говорит Шамикаль, я бы не рассказала вам всего этого.
– То есть, для последователей Шамикаль, ты станешь еретиком?
– В какой-то степени я уже стала им, когда почти семь лет назад исцелила темного эльфа-некроманта, и после защиты деревни на войне с гоблинами, уже четыре года назад, ушла из храма путешествовать вместе с ним.
– Значит ли это, что ты стала слабее?
– В каком смысле? – Гулльвейг со страхом посмотрела на Велеруса.
– Хоть я и мало что понимаю в магии, но я знаю, что ничего не берется из ниоткуда, – начал рассуждать он. – Боеприпасы
Гулльвейг вновь посмотрела на меня, улыбнулась, глянула на свою ленточку, затем перевела взгляд на добытый в склепе арбалет, лежащий рядом, а после подняла глаза на Сайриса и сказала уверенно:
– Я что-нибудь придумаю!
– Ты справишься, – поддержал ее Велерус. – А нам ждать от тебя помощи в бою с твоими товарищами по вере?
– Я не думаю, что мне хватит духа, чтобы атаковать их, – вздохнула Гулльвейг. – Но спасибо. Я сделаю все, чтобы защитить вас, если Шамикаль не отнимет мою силу полностью до этого. Каждого из вас, – добавила она и, все-таки, посмотрела на Сфинкса.
Тот как раз глядел на нее.
– Я не до конца понимаю отношения между тобой и твоей или уже не твоей Богиней. Ее присутствие в твоей жизни – дар или проклятие? – Гулльвейг колебалась с ответом. Сфинкс подождал немного, резко выдохнул и сказал иначе, коснувшись пальцами лба. – Вот если бы все Боги сейчас разом пропали; ушли бы по своим Божьим делам, то что бы ты испытывала?
– Пустоту, в какой-то степени, – пожала плечами Гулльвейг. – Но и облегчение, наверное, тоже, ведь в моей жизни есть тот, кто с лихвой заполняет собой все.
Понимая, что в духе Сфинкса сейчас пройтись с этим вопросом по всем нам, я коснулась груди одной рукой и поспешила отойти за повозку. Там было тихо, промозгло и темно, – это должно было успокоить меня. В любой другой раз я была бы несказанно рада обозначившейся беседе с условием, что начал ее Сфинкс, но сейчас мне стало… тяжело. Я думала о таком и раньше, даже обсуждала с Гулльвейг, но сейчас не могла даже представить себя без Солара и не хотела больше думать об этом!
Мне нужно было побыть одной. Алые глаза давно уже не вызывали страха, но вкупе с магией крови, начавшей пробуждать воспоминания, они определенно что-то делали со мной. Молчание помогало сосредоточиться. Неприятные ощущения тела от погоды успокаивали эмоции. Чтобы отвлечься, я принялась искать травы для зелий, что мы с Гулльвейг условились сварить. Однако под ногами, как и везде вокруг, простирались каменистые пустоши. На них не росли деревья; я никогда не собирала в таких землях растения.
– Не забывай смотреть под крупными камнями, – вдруг раздался за спиной голос Велеруса. – Под ними копится влага, и солнце не выжигает молодые побеги дотла; это самая питательная среда среди всей прочей бедности почвы.
Я повернулась и посмотрела на Велеруса. Он как раз опустился на колено возле обозначенного им камня, показывая мне, что он больше, чем остальные в пределах трех футов вокруг.
– Откуда ты это знаешь? – полюбопытствовала я и присела возле него.
– Эта местность очень похожа на ту, где я родился и вырос, – ответил Велерус. – Мы собирали все, что хоть как-то помогало выжить.