Незабываемые дни
Шрифт:
— Все будет выполнено, господин начальник!
Чичин стоял навытяжку, в струнку.
Заслонов оглянулся.
В дверь склада входил белесоглазый рабочий, которого поутру пробирал инженер.
— Тебе чего?
— Я, господин начальник, к вам. Меня господин шеф отругал перед всеми рабочими и приказал, чтобы я просил у вас прощения.
— Так ты что?
— Пришел прощения просить, господин начальник.
— По приказу господина Штрипке?
— Так точно, господин начальник!
—
— Простите, господин начальник, я не совсем правильно сказал. Мне господин шеф говорил, что если я не попрошу прощения у вас, так он меня не только прогонит с работы, но и отдаст под суд за оскорбление инженера. А пришел я сам по себе, и очень прошу вас простить меня за то, что я себя так нахально вел с вами.
— Как же ты осмелился, негодяй?
— Я просто не знал. Мне показалось, что вы обыкновенный рабочий.
— Ты разве не слыхал, как я разговаривал с рабочими?
— Я, господин начальник, был очень занят работой, не обратил внимания…
— Ну, смотри, чтобы это было в первый и последний раз!
— Я обещаю вам, господин начальник, быть примерным рабочим.
— Ну, иди!
— У меня еще к вам одна просьба. Господин шеф приказал мне, чтобы я вас попросил прикрепить меня к какому-нибудь опытному слесарю, чтобы он меня немного подучил.
— Как же ты поступил на работу, не имея квалификации?
— Да, видите, я прохворал года два, потерял всякую квалификацию… Думал, восстановится сразу, но выходит — трудновато это.
— Ладно. Прикрепим. Ну, как там люди работают?
— Работают, господин начальник. Но… — белесый замялся.
— Что но?
— Да, видите, неудобно говорить здесь, при свидетелях.
— А ты говори.
— Не могу, господин начальник… Это касается только вас лично. Я уж лучше к вам в контору зайду.
— Ладно, заходи. Можешь теперь итти.
Когда тот вышел, все переглянулись, подмигнули друг другу, а когда фигура «слесаря» скрылась из виду, Чичин рассмеялся:
— Подберут такого балбеса, как на посмешище для себя! Только лишняя работа нам: кандидат в багаж малой скорости…
— Вы его пока не трогайте! — серьезно проговорил Заслонов. — Не оберетесь неприятностей!
— Какие там неприятности! Все будет шито-крыто.
— Я ж его пробрал сегодня перед всеми. Вот вам и шито-крыто.
— Твоя правда, Константин Сергеевич. Пусть еще подышит немного, чорт его побери!
Когда Заслонов собрался уже пойти домой, к нему зашел белесоглазый слесарь.
— Ну что ты мне хочешь сказать?
Тот оглянулся на все стороны, долго притворял за собой дверь и, приложив палец к губам, на цыпочках подошел к
— Я к вам, — начал он шепотом, — по очень серьезному и секретному делу. Будьте осторожны, остерегайтесь их!
— Кого это их?
— Рабочих. Настроение у них очень скверное.
— А отчего им быть веселыми? Жить им ведь трудновато, как и всем людям в военное время. Сколько зарабатываешь, слесарь?
«Слесарь» немного растерялся, не зная, на какие заработки намекает начальник.
— Я, знаете ли, не о том настроении, о котором вы думаете. Они против вас настроены, плохо настроены.
— А что, ты им прикажешь любить меня? У меня к ним особенной приязни нет, почему же они должны ко мне дружелюбно относиться? Я требую от них тяжелой работы, жестко требую!
— Я не об этом, господин начальник… Я о другом… Они не против того, чтобы и убить вас.
— Ну-у? Однако и отколол ты!
— Я вас самым серьезным образом предупреждаю, а вы смеетесь.
— Какие у тебя доказательства, факты?
— Доказательств у меня пока еще нет, но они будут. Я подслушал несколько разговоров.
Заслонову очень хотелось взять этого человека за горло. Но он сдержался:
— Вот что я тебе скажу… кстати, как твоя фамилия?
— Сацук, господин начальник, Сацук, Микита Кириллович…
— Так вот, Сацук, ты им скажи, что ничего у них не выйдет. Скажи: «Руки у вас коротки!» Скажи: «Немцы вас строго накажут, потому что инженер для них ценный человек». Так и скажи им!
— Скажу, господин начальник, если еще раз услышу. Можно итти мне?
— Можешь итти…
И когда тот ушел, Заслонов открыл форточку в окне… Хотя в помещении конторы было чисто, не пахло табачным дымом, но Заслонову невольно захотелось проветрить комнату.
В окно он увидел Чичина и Воробья, направлявшихся домой. Пришла на память смешная поговорка:
— Воробей, воробей, не клюй коноплей!
Коноплей, коноплей…
Канапелька…
Сердце пронзила острая боль. За былое. За пережитое. За сегодняшний грустный день. И тут же взял себя в руки.
«Прости, Надюша! все придет, все вернется. Ты меня поймешь… И, как раньше, все будет по-нашему. Будет!».
19
У Слимака были все основания жаловаться на свою судьбу: ему все как-то не везло, все не было удачи на новой службе. Вернувшись несолоно хлебавши из лесу, он долго колебался: пойти или не пойти к господину Клопикову? Боялся расплаты за неоправданное доверие, за невыполненное задание. Несколько дней не шел, пока за ним не явился полицейский. И до того перепугался Снимал, что по дороге у него дрожали колени и руки.